Эмили Грейсон - Вокзал Ватерлоо

интерес к жизни и была не в силах придумать, чем бы себя занять. Заходили друзья, приглашали Мод на ужин в одном из местных ресторанов, предлагали составить вторую пару при игре в карты, звали в кино. Мод всегда отказывалась. Говорила, что у нее нет времени, или сил, или еще чего-нибудь. Однако сейчас, предвкушая, как все выходные она будет разбирать вещи, которые некогда были ей очень дороги, как будет копаться в воспоминаниях длиною в целую жизнь, Мод приободрилась, повеселела, так что Кэрри едва поспевала за бабушкой, поднимаясь вслед за ней по широкой парадной лестнице и затем по коридору направляясь к лестнице поменьше, которая вела на чердак.

На чердаке, в отличие от всех остальных помещений в доме, где летом всегда держалась идеальная температура, в этот августовский день стояла нестерпимая жара, но, как только Кэрри с бабушкой включили древний вентилятор и его пыльные лопасти закрутились, разгоняя горячий воздух, дышать стало легче. Они устроились на низких табуретах перед огромным пароходным кофром посреди чердака.

— Пожалуй, начнем отсюда, — сказала Мод.

— Ой, какая прелесть! — воскликнула Кэрри. — Кажется, я впервые вижу этот чемодан, да?

— Ну, — отвечала бабушка, — он всегда был накрыт японской скатертью. Думаю, ты под нее не заглядывала. Но, когда я узнала, что ты придешь помогать мне сегодня, я поднялась сюда и принялась подготавливать для нас поле деятельности. И поняла, что в первую очередь хотела бы разобрать этот старый чемодан.

Кэрри провела рукой по шероховатой рифленой коже кофра. Он был черновато-коричневый, в крапинку; его металлические застежки полностью проржавели. Со всех сторон чемодан был обклеен бирками. Некоторые почти не читались, но на одной Кэрри с трудом разобрала: «НЬЮ-ЙОРК — САУТГЕМПТОН».

— Это твой? — полюбопытствовала она.

— Много лет прошло с тех пор, как я первый раз ездила с ним, — молвила Мод. — Очень много.

— А сколько, если точно? — тихо спросила Кэрри.

— Дай-ка подумать. — Мод быстро прикинула в уме и ответила: — Шестьдесят три.

— Шестьдесят три, — повторила Кэрри. — Ничего себе.

На самом деле Кэрри Бенедикт не могла по-настоящему представить, что такое шестьдесят три года. Те восемнадцать лет, что она жила на свете, тянулись нестерпимо медленно: один год наслаивался на другой, каждый последующий проходил чуть быстрее предыдущего, приближая время ее отъезда в колледж, куда она отправлялась через неделю. Шестьдесят три года назад ее бабушка была совсем другим человеком. Тогда волосы у нее были белокурые, с рыжеватым отливом, как у Кэрри, а ее громадный пароходный кофр — новенький: кожа не темная, а светло-коричневая, латунные петли и застежки блестели, сияли на свету. Тогда конечно же и весь мир был другим, хотя Кэрри, прилежная ученица, прочитавшая массу учебников по истории за период обучения в школах Лонгвуд-Фоллса, едва ли могла вообразить, как люди жили в ту пору. Шестьдесят три года назад шел… Кэрри считала медленнее, чем бабушка… 1938 год.

1938-й! Можно сказать, заря цивилизации. Соединенные Штаты изнывали под гнетом Великой депрессии, через год должна была начаться Вторая мировая война, хотя ее семена уже давали всходы на всем европейском континенте. И вдруг Кэрри сообразила, что в 1938 году ее бабушке было ровно столько же лет, сколько сейчас ей самой.

— Тебе тогда было восемнадцать, как мне, — изумленно протянула она.

— Да, пожалуй, — подтвердила Мод. — А теперь мне восемьдесят один; цифры поменялись местами. Восемнадцать и восемьдесят один. Ты только начинаешь свой жизненный путь, ну а я… я готовлюсь к его завершению.

— Не говори так, — быстро сказала Кэрри. — Ты могла бы прожить еще лет двадцать, бабушка, даже больше.

— Не могу сказать, что я этого хочу, — тихо проронила Мод.

Женщины помолчали.

— Но я хочу, чтобы ты хотела, — жалобно произнесла Кэрри.

— Боюсь, одного твоего желания мало, — отозвалась ее бабушка, качая головой. Обеих на мгновение охватила задумчивая грусть, но Мод быстро развеяла атмосферу меланхолии, сказав: — Ладно, хватит скулить по пустякам. Нам с тобой нужно переделать много дел, если хочешь заработать тосты с пирожным. Ну-ка, помоги мне.

В четыре руки они стали открывать старые тугие застежки и наконец подняли крышку кофра. Возможно, потому такой кофр и называют пароходным, подумала Кэрри, когда вверх взметнулось облако пыли, густой, как дым, поднимающийся из --">