Эшли Энн Дьюал - Свободные (СИ)

Искоса смотрю на блестящее, кружевное боди, прикрывающее лишь малую часть того, что вообще должна прикрывать одежда, и выхожу из комнаты. В баре пусто – для оголтелых нимфоманов слишком ранний час. Ох. Всеми силами пытаюсь прогнать с глаз ту картинку, когда моя мать в этом шикарном, дырчатом боди танцует на высоком табурете, но не выходит. Интересно, скольких же мужчин она сумела пленить, натащив на свое тело эти блестящие нитки? Отвратные мысли. Правда в том, что моя мать не нуждается в эротическом белье или вульгарном корсете для того, чтобы нарочно привлечь чье-либо внимание. Без макияжа, в свитере и джинсах она выглядит так, как хотела бы выглядеть я. И не только сейчас, а вообще. Жаль, что существует та часть мамы, о которой никто даже не подозревает. Вряд ли эти скупые кретины, засовывая ей в трусы десятки вспотевших бумажек, понимают, что перед ними не пустоголовая шлюха, а хорошая женщина.

- Зои, что мамочка опять нагундосилась?

Владелец бара никогда не отличался тактом. Но от него и не стоит ждать снисхождения, ведь даже жизнь над ним ни капли не разжалобилась, одарив того кривыми, грубыми чертами и толстым брюхом, как у каракатицы. Я улыбаюсь так, как только могу и отвечаю:

- Не ваше дело.

- Она мне три косаря должна. Напомни, слышишь, сопля? – Он подходит ко мне. Грозит пальцем, и я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. Не стоит ждать от людей того, что им несвойственно. Например, вежливости от тупого барана.

- Я скажу.

- Умница. Вся не в маму. Пожелай ей плохого дня, и передай, что я жутко ее ненавижу.

Он уходит, а руки все чешутся. Ох, честное слово, еще раз скажет нечто подобное, и я прикончу его как бурито! Убираю с лица волосы и как-то обреченно осматриваюсь: клуб небольшой, со сценой и двумя пилонами. Возле круглых столиков – табуреты, и уже в который раз я думаю о матери, изгибающейся на этих подмостках именно так, как требуют покупатели. Стань шире, закинь ногу, прогнись, подойди ближе…

- Зои, пойдем.

Мама появляется со спины. Рассеянно хватает меня под локоть и тащит к выходу. На ней бежевое пальто, волосы собраны в тугой хвост. Косметику она стирала так усердно, что сейчас на щеках и под глазами остались красные подтеки, и я невольно прикасаюсь к мелким ранкам кончиками пальцев.

- Не нужно так тереть.

- Без разницы, - она нервно дергает головой, и моя рука падает вниз. Мы выходим на улицу, идем к подержанной, длинной Хонде. Все думаю о том, как бы продолжить злиться, но не могу. Почему-то все мое недовольство исчезает, едва я вижу перед собой ту маму, которая дула мне на коленки, сушила волосы, учила готовить яблочный пирог. Странно, как же человек может сочетать в себе такие поразительно непохожие вещи. И ведь всему виной это банальное желание жить: жить лучше. Мы отчаянно верим, что где-то кому-то гораздо легче, чем нам. И мы стремимся к идеалу, которого, на самом деле, не существует. – Ты зачем приехала?

- Я волновалась.

- Я сама могу о себе позаботиться. Не надо меня контролировать, Зои.

- Я не контролирую, просто тебя долго не было. А ты пообещала…

- Знаю, знаю, - она нервно достает из сумки ключи. Обходит машину, стуча по мокрому асфальту каблуками, и ловко запрыгивает в салон. Уже внутри она вновь начинает, - на моей работе тебе делать нечего.

- Хватит, а? Я же сказала, что просто не могла найти себе места. А ты, кстати, должна была прийти еще утром. Сейчас, сколько времени? Сколько? – Пожалуй, я нагло пользуюсь тем, что мама для меня скорее подруга, нежели родитель. Разница в возрасте у нас смешная. Она узнала о беременности, едва ей стукнуло семнадцать, а мой отец – или как еще называют человека, чье семяизвержение предопределило твое рождение – исчез практически в ту же секунду. Вот вам и конец судьбоносного уравнения: молодость плюс любовь определенно не равняется счастливому будущему.

Мама резко выворачивает руль, и машину неуклюже ведет в сторону. Сгибаю бровь:

- Ты в порядке?

- Конечно, в порядке. Просто терпеть не могу, когда ты меня не слушаешь. Не надо тебе шляться у меня на работе, уяснила? Ты не должна там находиться. Не должна видеть меня в таком виде.

- Перестань.

- Не перестану, - она отрывает взгляд от дороги. Смотрит на меня