Вера Александровна Колочкова - Рандеву для трех сестер

и думаешь все время! У других, значит, нет никаких сложностей, у тебя одной только!

– Да, Вер. Таких сложностей действительно ни у кого нет. Знаешь, как трудно сейчас сиделку найти? Да еще и срочно? Да еще и для Светланы Ивановны?

– Не знаю, Инга. В общем, приезжай. Так папа решил. Жду. Всего доброго и до встречи.

Трубка тут же захлебнулась короткими гудками – холодными и нервными, как и весь ее разговор со старшей сестрой. Инга положила ее на рычаг допотопного пластикового аппарата, обхватила себя руками за худые бока, покачалась горестно из стороны в сторону. Она и еще бы так покачалась, баюкая свою усталость и накатившее после звонка отчаяние, да времени у нее на это не было. Некогда впадать в обиду и грусть – надо срочно звонить куда-то, договариваться, умолять, из кожи вон лезть и просить какую-нибудь добрую душу, чтоб побыла несколько дней сиделкой для Светланы Ивановны. И беда была в том, что не существовало, наверное, в природе таких добрых да крепких духом сиделок, которые характер ее драгоценной свекрови выдержали бы да не сбежали в первый же день со слезами и нервной дрожью. Был, был уже у Инги грустный опыт по найму сиделок для Светланы Ивановны. Никто не шел. Мать Тереза – она одна была такая, наверное. А остальные проведут полдня в их квартире – и деру. И никакими пряниками их обратно не заманишь…

Вздохнув, она оторвала от боков руки, безвольно сложила их на коленях, замерла в горестной позе перед старым телефонным аппаратом. Жалость к себе, разорванная по кусочкам и загнанная давно уже в самые потаенные местечки души, вдруг зашевелилась довольно отчетливо, нанесла первый острожный удар – в груди тут же образовалось подозрительное тепло и нехорошая сладко-тягучая призывная влажность. Поплачь, мол, чего ты. Этой жалости поддайся немного – и долго потом себя не соберешь. Будешь сидеть, трястись как в лихорадке да слезы лить – самое бесполезнейшее из всех занятий, которое только можно придумать. Нет, это хорошо, наверное, и полезно даже бывает, чтоб вволю поплакать. Но надо же всему время и место знать! Время, например, ночью, когда все уже спят. А место – одинокая бабья постель да подушка-подружка…

Инга вздохнула еще раз, потом вздернула решительно подбородок, выгнула дугой спину. Сейчас, заплачет она, как же. Не дождетесь… Вспомнив, что оставила воду в ванной беззаботно хлестать из обоих кранов, подскочила легкой пружинкой из кресла и помчалась туда, выстукивая каблуками привычную барабанную дробь. Не любила она мягких домашних тапочек. И халатов плюшево-мягких не любила. Боялась такой одежки. Залезь в нее – и растечешься сразу усталостью да ленью. Слишком уж недоступные это удовольствия в ее теперешней жизни – лениться, усталость чувствовать. Какая такая усталость? Стирки вон гора целая накопилась, и никто за нее эту работу не сделает. Машина-автомат, верно отслужившая свои десять лет, сдохла недавно практически у нее на глазах. Жалко. Вдвойне жалко еще и потому, что новую купить абсолютно не на что. Все деньги будто в прорву какую уходят – то Анькины детские гастроли, совсем для родителей не бесплатные, то лекарства для Светланы Ивановны… Да и на еде особо экономить не приходится – у Светланы Ивановны диабет… А вот и ее голосок уже из комнаты слышится – громкий такой, сердито-повизгивающий, грубо-капризулистый…

– Инга! Ты где, Инга? Ты что, решила меня голодом уморить сегодня? Я есть хочу!

– Сейчас, Светлана Ивановна! – приоткрыв дверь ванной, крикнула Инга. – Сейчас все будет! Я только белье замочу…

– Какое белье, Инга? Ты что, вместо ужина бельем занялась? Ты нарочно это делаешь, да? Прекрасно знаешь, что мне надо питаться строго в определенное время, но делаешь все назло! Все только мне в пику!

– Да в какую там пику, господи… – тихонько проворчала Инга, торопливо вытирая полотенцем руки. – Делать мне больше нечего – о пиках для тебя думать… Все, все, бегу уже, Светлана Ивановна! – беспечно крикнула она в сторону комнаты свекрови. А иначе нельзя. Надо, чтоб именно беспечностью ее голос звучал. Потому как если почует зловредная старушка, что нервничает невестка, – тут же и добить ее попытается обязательно. Ей Ингина нервозность – как запах крови для упыря…

– Что-то не вижу я, чтоб ты побежала куда-то!

– Как не видите? Да вот она я… Через пятнадцать минут уже и ужин будет! Отбивные --">