Розанна Спайрс - Если любишь...

себе, он оглядел улицу, надеясь на чудо, и тут услышал звук, похожий на воркование. Макс опустил взгляд на плетеную корзину, освещенную висящим над крыльцом фонарем. Белое одеяльце украшали голубые зверюшки, и Макс понял: как бы ни была абсурдна ситуация, следует признать, что под одеялом находится ребенок, и что-то предпринять. Казалось, в корзине лежит бомба замедленного действия и только и ждет, когда он подойдет ближе, чтобы взорваться и разнести в клочья его четко организованную жизнь.

Внезапно край одеяла упал, и взору Макса предстал полнощекий младенец, месяцев шести-восьми от роду — очень мало зная о детях, Макс мог о возрасте только догадываться. У подкидыша были толстые розовые щечки, он призывно смотрел на Макса круглыми глазами-пуговицами — похоже, хотел, чтобы его взяли на руки. Макс предположил, что это мальчик.

— Лидия, — пробормотал он, — даже если ты и была благодарна мне за помощь, тебе ни в коем случае не следовало оставлять мне своего сына.

Черт побери, лучше бы я продолжал работать в банке! — сокрушался Макс. Надо было подавить в себе вспыхнувшую тягу к творчеству и не писать книгу о том, как я пробивался в жизни после того, как родители сдали меня в приют.

Но кто мог подумать, что случится подобное? Садясь за книгу, Макс хотел только одного — отдать дань уважения одному из своих школьных преподавателей, Сэму Гордону, который научил его никогда не сдаваться и твердо идти к намеченной цели. Слишком мало было таких людей, как Сэм: любимых, уважаемых, стремящихся помочь ближнему. Максу всегда хотелось стать таким, как Сэм, хотелось помогать окружающим, чтобы они полюбили его — одинокого странника в этом мире.

Уныло глядя на улыбающегося младенца, Макс подумал: вот тебе как раз и представилась возможность осуществить это свое желание.

И, честно говоря, ему грех было жаловаться. Ведь если бы он не написал свою книгу, его не показали бы по телевидению и отец не узнал бы, как отыскать его после двадцати трех лет разлуки. А самое главное — отец знал, где живет Грегори, и Максу выдалась неожиданная возможность присутствовать на свадьбе старшего брата в качестве шафера.

И до сих пор удовольствие видеть счастливого Грегори и его жену Барбару компенсировало Максу те маленькие неприятности, которые принесла ему слава, обретенная с выходом книги. А неприятности эти заключались в том, что многие женщины присылали ему различные вещи, как-то: нижнее белье, свои фотографии в обнаженном виде, страстные признания в любви, само собой...

А вот теперь и ребенка. Что дальше? Макс нахмурился, охваченный тревожными мыслями. Возможно, следует отменить предстоящий показ рекламных роликов. А то еще кто-нибудь увидит их и подбросит ему свою жену!

Подкидыш, гукнув, потребовал к себе внимания.

— Гм, Фрэнки, думаю, твоя мама не появится сейчас с раскаяниями и извинениями.

Наклонившись к корзине, Макс взял мальчика на руки и решил еще немного постоять на крыльце, чтобы дать Лидии время одуматься, если она наблюдает за ним из укромного местечка. Невинные карие глаза и запах детской присыпки тронули сердце Макса, отчего он сильно занервничал. Ребенок напоминал ему о прошлом, о котором он предпочитал не думать.

Макс вздохнул и громко спросил:

— Почему она выбрала меня?

Малыш ткнул пальчиком ему в подбородок, как бы напоминая, кто здесь главный.

— Да-да, Фрэнки, я понимаю. На самом деле следовало бы спросить, почему подбросили именно тебя? Вот что я скажу тебе, парень, — промолвил Макс доверительно, — я сам был в таком положении. Меня тоже бросили, правда, не мать, а отец, но я все равно побывал в твоей шкуре. В конце концов, возможно, ты попал туда, куда надо, и к тому, к кому надо.

Ребенок, словно завороженный, не сводил с него глаз. Макс подумал, что мальчик, наверное, согласен с тем, что ему здесь будет лучше. Однако, все еще испытывая боль при воспоминании о своем детстве, Макс прекрасно понимал: детям нужны матери.

— Как твоя мамочка могла сделать такое? — спросил он у Фрэнки.

Но и в свои тридцать лет Макс не мог ответить на подобный вопрос. Каждый раз он выходил из себя, когда слышал или читал о беспомощных брошенных малышах. И всегда возмущался, если родители вовлекали детей в свои споры и разбирательства, поэтому давно дал себе клятву, что никогда не втянет своего ребенка в унизительную процедуру развода. Но на практике это означало, что он просто не собирался иметь детей.

--">