Коллектив авторов - Никто, кроме тебя

счастливы! Никогда, Антонио, никогда! – ее отчаяние было так велико, что у нее подломились колени, и она едва не упала.

– Мне хуже, чем тебе, – только и сказал Антонио. Даже если бы Ракель захотела его слушать, он не смог бы сейчас высказать то, что творилось в его душе. Опустошенность… Глухая немота чувств… И боль, захлестнувшая все его существо.

– Все кончено, Антонио! Его смерть всегда будет стоять между нами. Всегда, всегда, всегда! Ты понимаешь? – рыдала Ракель, отступая от него в глубь комнаты.

– Нет, Ракель. Нет. Мы с тобой будем счастливы.

– Нет, нет, никогда! Никогда! Господи, что же мне делать? – Продолжая рыдать, Ракель опустилась на пол.

Антонио молча вышел, неслышно притворив за собой дверь.

Через неделю, забрав ребенка из больницы, Ракель вместе с отцом уехала в Гвадалахару. Антонио не препятствовал ее решению, никто в доме не отговаривал ее.

…Прошел год. Маленькая черноволосая девочка, радуя мать и дедушку, весело топала по дому. Но по мере того как мрачное прошлое отступало все дальше и дальше, тоска все сильнее терзала сердце Ракель. Только гордость не позволяла ей, схватив ребенка, броситься в Акапулько, чтобы хоть раз взглянуть на любимого. Гордость и страх, что ей уже нет места в его жизни.

В один из таких мучительных длинных дней неожиданно приехала Виктория. Ракель взволнованно обняла ее, и горестно разрыдалась. Дон Даниэль взял девочку на руки и оставил женщин одних. Они долго сидели молча, глядя друг на друга повлажневшими от слез глазами. Наконец Виктория заговорила.

– Ракель, я пришла потому, что больше не могу видеть, как страдает Антонио. Ты не представляешь как ему плохо. Он в отчаянии, дочка! Послушай, то, что случилось, это несчастье. Ты не можешь винить его в этом.

– Нет, нет, – горестно сказала Ракель, – я ни в чем его не виню. Я знаю, что по-другому он не мог. И все равно – этого не должно было быть.

– Я тоже столько раз говорила это себе… Но так уж случилось, и ничего тут не поделаешь. Но Антонио страдает, Ракель. Он очень страдает. Если бы только она видела!.. Он любит тебя, Ракель, и не может смириться с тем, что тебя нет. Не может, дочка.

– И я его люблю. – Ракель закрыла лицо руками. – Но Макс был вашим сыном, сеньора… Вашим сыном!

– Антонио мне тоже сын.

– Да, но… Если бы я тогда не согласилась на этот обман! Если бы у меня хватило смелости!.. – рыдала Ракель.

– Послушай меня, дочка. – Сдерживая слезы, Виктория обняла Ракель, стараясь успокоить ее. – Мы не можем упрекать себя в том, что могло бы быть, но чего не было И должны признать, что во всем виноват только он сам Это говорю тебе я, его мать. Один сын ушел от меня. Другого как будто подменили… И я не знаю, что с ним будет, если ты по-прежнему не захочешь его видеть.

– Он вас просил приехать?..

– Нет. Он никогда ни о чем не попросит! И ничего не скажет! Но я знаю, что он думает только о вашей дочери.

Прекрасные глаза Ракель прослезились.

– Ну тогда… скажите ему, пожалуйста… что я очень люблю его… И не могу без него жить. Не могу. Не могу!

Ракель снова зарыдала.

Стоял прекрасный летний полдень. Ракель с нежностью смотрела на свою дочь. Малышка осторожно переставлял ножки по зеленой лужайке. Однако даже этот солнечнечный звонкий от птичьих голосов день не мог отвлечь ее от грустных мыслей. Небрежно перелистывая журнал, который лежал у нее на коленях, она предавалась тревожным размышлениям о будущем. Она не заметила, как открылась дверь и в патио, маленький внутренний дворик, где она гуляла с девочкой, вышел Антонио – строгий, похудевший, с густой проседью в волосах. Увидев валявшуюся на траве куклу, он наклонился, осторожно поднял ее и шагнул навстречу девочке. И ребенок, еще никогда не видевший его, протянул к нему ручки…

Чья-то тень упала на страницу. Ракель подняла голову.

…Любимый…

--">