Сергей Майоров (AT) - Аферист

— Гандон, — простонал я, отбив копчик и руку.

— Вставай, пьянь!

И пнул носком фирменного начищенного ботинка под ребро. Млять, моя печень!

— Прекратите, что за выходки, — прервала наше увлекательное общение суровая докторша. — Ещё раз увижу, сообщу начальству. Вы же сотрудник милиции. Вы людям помогать должны.

— Да какие они люди, Авдотья Никитична?

— Не хуже нас с вами, молодой человек. Может быть, перед вами мастер золотые руки. Или гений математики. Или вовсе ваш коллега.

Я так охренел от этого разговора, что даже забыл об отбитых частях тела.

— Ну это вы загнули — коллега, — фыркнул Барсуков. — А документы где?

— Помогите человеку подняться для начала. Так как ваша фамилия, молодой человек? — обратилась напрямую ко мне врачица.

Я, кряхтя, поднялся на коленки, переждал, когда стенка встанет на место и, опершись на неё, заполз на кушетку, кутаясь в одеяло. Млять, да что ж такое со мной произошло-то? Неужто группа захвата и автоматная очередь мне в пьяном угаре прибредились? А тогда как объяснить лоснящуюся молодую рожу Барсукова и вытрезвитель, которых у нас десять лет как нет?

— Вы меня слышите?

— Да, — еле выдавил я, стараясь удержать позывы желудка.

— Как вас зовут?

— Всеволод. Казаков Всеволод.

— Как самочувствие, Всеволод?

— Ху… плохо.

— Что вчера пили?

— Не знаю.

— Давайте руку, смерим давление.

Я дал обмотать манжетой руку, а сам во все глаза смотрел на второго милиционера, в лихо сдвинутой на затылок фуражке. Это же Степан Николаевич, наш бессменный дежурный. Его месяц назад похоронили. Инсульт на рабочем месте, скончался не приходя в сознание в госпитале ветеранов.

Николаич стоял передо мной, понимающе усмехался в усы. И лет ему так двадцать-двадцать пять максимум. А было шестьдесят три.

Я зажмурился, аж цветные круги поплыли перед глазами.

— Эй, плохо, что ли? Ну-ка ложись. Подставляй ягодицу, укол поставим. Пьёте всякую дрянь, потом отхаживай вас. Почему вчера не увезли в наркологию? Вы же видели, что не наш клиент?

Мне кололи что-то болючее, а я дышал глубоко и сосредоточенно.

Я за годы службы чего только не навидался. Никогда не говори никогда, такой был мой девиз. Бывает всякое. Поэтому сейчас я смотрел на молодых Николаича и Барсукова в форме советской милиции, и украдкой щипал себя за ногу. Было одинаково больно от укола и щипков, а мираж не рассеивался. Мне срочно надо наружу, чтобы подтвердить или опровергнуть сумасшедшую мысль — я в прошлом. Этого не может быть, но иного объяснения я не вижу.

Врачица со свитой пошла дальше, а мне ничего не оставалось как прикидывать варианты дальнейшего развития событий и моего в них участия.

Как только появилась цель, я мобилизовался. Похмелье, хоть и дурное, отошло на второй план. Первым делом одеться, голышом далеко не уйдёшь. С Николаичем поговорить, он мужик с понятием. Осмотреться снаружи. А дальше по обстоятельствам.

Видимо, я снова вырубился, потому что пришёл в себя от очередной переклички.

— Граждане Новиков, Гололобов, Приходько, Мартиросян на выход.

— А я? — приподнялся я на локтях.

— Казаков, очухался уже? Ну вставай.

— Так идти? Мне бы одежду.

— Стыдно стало? Уже опозорился, поздно о стыде вспоминать, — ехидно ввернул Николаич.

Да похрен, не такой я и страшный в свои сорок пять. Прикрывшись руками, я попытался идти за остальными. Шлось с трудом. Качало из стороны в сторону, а главная беда — я себя не узнавал. Не узнавал длинных в кудрявых волосах ног, впалого живота и главное своё богатство тоже не узнавал. В первый миг я прифигел, но понял, как глупо смотрится голый мужик, изумлённо таращащийся на собственные причиндалы, и побрёл за остальными. К плану прибавился ещё один пункт — посмотреться в зеркало.

Как ни готовился я к любому результату, видеть в зеркале чужое отражение было шокирующе. Помятая физиономия, это понятно. Но то, что эта физиономия совершенно не моя и на добрых четверть века меня моложе, вот где вопрос. На меня таращился молодой пацан, который с бритвой едва знаком. На вид двадцать-двадцать два года. Худощавый, среднего роста. Европейский тип лица, волосы тёмные, коротко стрижены, особых примет нет.

Я поймал себя на том, что мысленно составляю ориентировку.

— Налюбовался? Забирай своё барахло, — пренебрежительно швырнули мне ком одежды.

— Это моё? — уточнил я.

--">