Марс Чернышевский – Бускунчак - Город, который построил Я. Сборник. Том 7

 Мне нужно было встретить племянницу на московском вокзале и я, наслаждаясь сыростью и промозглостью  погоды, пошел пешком. Пройти оставалось километров одиннадцать, но я шел радостно и свободно, насвистывая побочную партию из первой части первой антисимфонии Шнитке…

 В воздухе пахло соляной кислотой и пенопластом.

Теберда-это да!

(Воспоминания о Кисловодске)

Я родился в самом центре города Горького (ныне Нижний Новгород), в родильном доме №1, по улице Фигнер (ныне Варварская)… Через пять дней после этого меня отвезли в дом №33, кв.1, по улице Карла Маркса (ныне Нижегородская), где я продолжил свое существование в течение семи лет в качестве первого, очень любимого, но нервного ребенка в семье Лукьяненко-Незамайковых…

Затем мы переехали в новый микрорайон в шикарную двухкомнатную хрущевку, где прожили еще один год, пока отец не взял меня на гастроли с горьковским (ныне нижегородским) симфоническим оркестром в Кисловодск…

 Я был почти счастлив. Ехали мы в красном поезде (в то время, как повсюду встречались в основном зеленые), в веселой и умной компании. Нашими с отцом спутниками по купе были два главных дирижера – Гусман и Скульский. Я постоянно лежал на второй полке и радовался, не столько мелькающим разнообразным пейзажам за окном железнодорожного лайнера, сколько вдохновенным, мудрым и непонятным мне разговорам о музыке, которые придавали обстановке необыкновенную праздничность и беспредельный уют.

 Для меня в той поездке все было необычно: новые великие люди, о которых я только слышал в разговорах родителей, но никогда их не видел, головокружительные концерты на открытых эстрадах в Ессентуках и Пятигорске, вонючая лечебная вода и невообразимо огромные дыни на местных рынках. А живописный горный ландшафт Кавказа создавал необходимый фон для постоянного ребячьего восторга и желания заняться музыкой серьезно. Еще сюда можно добавить пару воспоминаний о том, как у меня на базаре выпал из рук арбуз, окатив своей щедрой кровавой амброзией человек десять вокруг, и как отец чуть не попал под автобус. После этого можно было бы поставить точку, если бы я не вспомнил одного оркестрового персонажа.

 Звали его Валентин Гордеев. Это был видный, больших размеров тела и скользкого юмора, литаврист, окаймляющий и подытоживающий своими габаритами левый фланг гигантской симфонической машины. Я его звал дядя Валя.

 Помню, он как-то пригласил меня, изрядно утомленного и  слоняющегося без дела по коридорам кисловодской филармонии, сесть рядом с ним и послушать репетицию из глубины сцены. Я должен был, по его словам, быть свидетелем зарождения звуковых перекрестных линий в запутанных механизмах оркестра. На протяжении нескольких часов он очень образно мне рассказывал о различиях в приемах оркестровки тех или иных великих симфонистов. Но я сидел и ничего не понимал, и не чувствовал, кроме вечной скуки, которую на меня наводили симфонии Шостаковича и Малера. Будучи человеком очень внимательным и заботливым, дядя Валя сразу заметил мой пониженный интерес к классике и тут же придумал мне другое занятие.

 Метрах в трех впереди от нас располагался последний пульт скрипок, за которым судорожно и как-то неловко музицировали две молодые скрипачки. Он мне предложил очень необычную игру:

– Смотри, видишь, сидят двое впереди нас? – произнес дядя Валя, – играют они совершенно по-свински. Давай, я буду говорить, а ты за мной повторяй.

– Давайте, – радостно я поприветствовал затею своего наставника.

Дядя Валя негромко, чтобы никто не услышал, произнес:

– Эй, вы там, молодые мерзавки… Хватит лажать… Мы вас с приятелем выведем на чистую воду!

Я был ошеломлен прямым заявлением литавриста и какое-то время оставался в недоумении.

– Ну, что же ты молчишь? – подтолкнул он меня,– давай, повторяй!

– Эй, вы… там, – несмело начал я, и тут же закончил.

– Ну!.. Повторяй, это же так просто, – отреагировал он на мою неловкость.

Я еще раз попробовал:

– Эй, вы… там. Хватит … Дядя Валь, а что хватит-то? повторите, пожалуйста, – спросил я.

– Лажать!

– А что это такое?

– Потом скажу, давай, давай.

Я собрался духом и начал все снова: