Евгения Ивановна Хамуляк - Сенегальский спасатель

были куплены билеты в Африку, куда я отплывала в долгое плавание, возможно, без возврата на русскую землю. Омарчик заканчивал практику и рвался домой на работу, и показать любимой огромной семьей и пятидесяти человек близких, показать свою русскую, абсолютно белую, словно парная молочная пенка, жену.

К слову скажу, я очень люблю своих родителей, и дорожу их мнением, которое меня никогда не подводило за эти тридцать лет. И если б эта неземная любовь, проверенная годом совместной жизни в квартире в том самом подъезде, где скоро появились не только лампочки, но и чистота, цветы, объявления, списки ленивцев и их задолженности и даже консьержка, я бы никогда не осмелилась на такой поступок.

– Не бойся, – успокаивал меня Омар на самом лучшем русском, который слышало наше захолустье, кутаясь в голубое драповое пальто. Его голос, такой бархатистый, добрый, успокаивающий… на него я оставляла последние надежды умилостивить родителей про то, что любовь зла и прочее. Именно этот голос влюбил в себя всех пациентов и пациенток, коллег Омара, и главное, глав врача клиники, который предлагал золотые горы сенегалу, лишь бы тот остался жить и трудиться на русских просторах. Но Омар после десяти лет учебы стремился домой, туда, где тепло и растут бананы, ананасы и манго.

Отец был военным, поэтому принимал решения молниеносно, только обмозговав услышанное, разделив его на составные части: суть проблемы, методы решения проблемы, конечная, искомая цель. Все это сразу же сломалось об симпатичного, двухметрового сенегала в голубом драповом пальто, который просто протянул свою здоровенную руку вперед, произнеся:

– Не претендую на дружбу, – и поджал свои черные как смоль губы. – Просто в знак уважения. – И второй рукой протянул красивый букет матери.

Наступила пауза, где была слышна реактивная работа мозга в голове отца, который наконец произнес, отступая назад:

– Ну, проходите что ль. Что ж мы, дикари какие… – и осекся. – Только один вопрос?! – и он танком надвинулся на негра в голубом пальто. – Вы из тех, что ль, что практикуют многоженство?

Омар улыбнулся. Слава богу, хоть в этом вопросе был поставлен плюсик.

– У нас в семье есть разные верования, но… – Омар облизал черные губы розовым, как у котенка языком. От этого его выражения лица, манеры говорить, теплоты и искренности, излучаемой не цветом кожи, а большой доброй трудолюбивой и человеколюбивой душой, таяли все от главврача до самих котят, готовые простить черному красавцу все, окажись он хоть каннибалом. И отец тоже смягчился, завидев черные бороздки от улыбки на красивом лице, которые заражали смехом, будто кто-то очень умело пошутил. – Мы как россияне многокультурны и очень терпимы ко всем нациям и их традициям. И если вы спрашиваете лично меня, то я кроме Леночки не мыслю рядом с собой никакой другой женщины.

Это был трудный момент. Тот миг, когда сознание из обычного своего круговорота выходило за привычные рамки, чтобы понять рамки другого близкого человека. Но на то они и были мои родители, что б осознать, где надо объединить эти рамочки, в которые мы позже вставили яркие фотографии большой семьи.

--">