Анатолий С. Герасименко - Читер

коллективное сознание… Продолжать?

— Хватит, — промямлил Сеня. — А в каком смысле «можешь развить»?

Уви воздел к потолку выпуклые глаза.

— Ваши детёныши от рождения умеют ходить? Читать? Производить инженерные расчёты?

— Наши детёныши от рождения только орать умеют.

— Вот именно, — запыхтел Уви. — С возрастом развиваете прямохождение. Развиваете логику. Речь. А могли бы развить ещё много способностей. Но не делаете этого. Мне говорили, что земляне странные. И ограниченные.

— Но-но, — нахмурился Сеня.

Уви вздохнул, совсем по-человечески:

— Быстрый бег ставим?

— Ставим, — покорно ответил Сеня.

— На что меняем?

Сеня наморщил лоб.

— Что там ты бормотал? Телекинез? Вот телекинез можно убрать.

И, хмыкнув, добавил:

— Телекинезом не пользуюсь.

Уви потянулся к экрану, пробежал по символам пальцами, на секунду застыл, разглядывая возникшие схемы, и нажал сбоку экрана большую кнопку. После этого в подвале стало абсолютно темно. Сеня заволновался:

— Эй, чего это? Электричество, что ли, вырубилось?

— Нет. Электричество в порядке, — с досадой, не сразу ответил из кромешной темноты Уви. — Я не ту способность убрал. Сейчас поправлю.

— Какую ещё способность… — начал Сеня. Опять стало светло, и только тогда он с запоздалым ужасом понял.

— Зрение, — подтвердил его догадку Уви. — Промахнулся. Теперь убираю телекинез. Точно.

Сеня ничего не почувствовал. Впрочем, он всё ещё не мог прийти в себя после эпизода со зрением.

— Ставлю быстрый бег, — произнёс сегрианец.

Боль показалась вначале ерундовой, похожей на обычную ломоту после тренировки. Потом скрутило по-настоящему: ноги взяло судорогой, в позвоночник точно вставили раскалённую проволоку. Сеня закряхтел, сжимая кулаки. «Вытерплю, — с трудом думал он, — и не такое терпели. Вытерплю…» И вытерпел: судороги успокоились, перестало раздирать изнутри спину, даже дышать стало легче. «Ничего особенного», — успел подумать он насмешливо, и тут голову прострелило болью так, что Сеня заорал во весь голос.

— Уже всё, — произнёс Уви. Сеня дышал, как умирающая рыба, выпучив глаза. Внутри черепа царила пустота — ни мыслей, ни ощущений — и страшно было пошевелиться, даже мигнуть, чтобы не вернуть ненароком пережитый кошмар.

— Быстрый бег инсталлирован, — сказал Уви. — Операция закончена.

Сеня глубоко, с опаской вздохнул. Похоже, всё на самом деле кончилось. Правда, он не чувствовал в себе никаких перемен. Даже ногами специально подвигал, ожидая сам не зная чего: легкости там или силы необыкновенной. Нет, всё было в точности, как прежде. Лишь противно липла к спине футболка, насквозь мокрая от пота.

— Можешь идти, — сказал Уви, стягивая с него громоздкий шлем и при этом немилосердно царапая оттопыренные Сенины уши. — Только деньги оставь. Я говорил: инсталляция без гарантии?

— Говорил, говорил, — прохрипел Сеня, слезая с кресла. — Читер. Жулик подпольный.

Отдышавшись, он достал из кармана шортов тугую пачку купюр, схваченную резинкой. Уви цепко принял оплату.

— Сам ты читер, — спокойно проквакал он. — Перед Играми пришёл. Я всё понял. Честные люди к бонкерам идут. В Интерпланетную клинику. На легальную инсталляцию. Только об этом в паспорте штамп ставят. А тебе надо без штампа. И дёшево. Читер ты и есть.

— Много ты понимаешь! — скривился Сеня. — Мне выиграть надо, потому что… Ну, надо, в общем. А, да чего там с тобой говорить, жаба такая.

Он махнул рукой и вышел из подвала, задев макушкой низкую притолоку двери. Вслед неслось пыхтенье сегрианца. Сеня был почти уверен, что это не смех. Эх, дать бы ему, жулику, по зелёному рылу, да боязно: вдруг ещё со всей ихней лягушачьей мафией придётся иметь дело. Ну нафиг.

Снаружи было солнечно, и он на мгновение замер, наслаждаясь золотистым июльским теплом, радуясь, что пережил страшное. На Петроградке стоял обычный летний вечер, от разогретого асфальта шёл запах резины, люди спешили, разворачивали на ходу мерцающие пленки телефонных экранов, с кем-то болтали, смеялись, спорили, курили, жевали — всё без остановки, всё второпях. Поверх домов, бросая тени, плыли увесистые пассажирские коптеры. Над Каменноостровским проспектом блёкло светилась три-дэ надпись: «ДЕСЯТОГО ИЮЛЯ — XX ВСЕЗЕМНЫЕ ИГРЫ ДОБРОЙ ВОЛИ», и ниже: «МИР! ИНТЕГРАЦИЯ! ТЕРПИМОСТЬ! ПОКАЖЕМ НАШИМ ГОСТЯМ МИРНУЮ ПЛАНЕТУ!». «Неделя всего осталась, — подумал Сеня нервно. — --">