Андрей Дмитриевич Степанов - Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Вернувшись из магазина со сказочной суммой в пятьсот долларов, папа призвал к себе сына и, задумчиво глядя на него, спросил:

– Сынок, а ты не хочешь прогуляться тут… ну, в одно место? Картинки посмотреть.

– Да ты что?! – ужаснулась мама. – Ты смерти ему желаешь?

– Нет, – ответил папа, – хочу только одну вещь выяснить. Мы ненадолго.

Валя совсем не желал смотреть картинки. Но во взгляде отца была такая смесь страха перед судьбой и надежды на лучшую жизнь, что он молча кивнул.

Антикварным магазином «Бронзовый век» владел Иосиф Бурмистров, трижды судимый при советской власти за распыление национального художественного достояния. Впрочем, к описываемому моменту никто не признал бы в нем рецидивиста. Это был добродушный лысенький толстячок с поросячьими глазками. К старым мастерам Иосиф относился как к своим благодетелям и всегда называл их по имени-отчеству.

Рассказ о чудо-ребенке он выслушал недоверчиво, но тем не менее выставил на стол небольшую картинку для эксперимента.

– Вот, – сказал Иосиф, – знакомьтесь. Илья Ефимыч. Со справкой.

На картине две бабы в платках жали рожь. Валя спокойно изучал ее минуту-другую. На лице его ничего не менялось, только пальцы чуть подрагивали.

– Она не настоящая, – сказал он наконец. – Это не Репин.

– Да что ты такое говоришь, мальчик?! – подскочил на месте Иосиф. – Это самый настоящий Илья Ефимыч. Я же объясняю – у нас справка есть. Из-за этой картины уже трех старух убили, а ты говоришь – не Репин.

Валя не стал спорить. Он поднялся и молча прошелся по залу, осматривая висевшие на стенах полотна. Пару раз останавливался и вздрагивал, а в самом дальнем углу вдруг застыл и, уткнувшись носом в холст, принялся разглядывать совсем непритязательный этюд. На нем на фоне заката легкими ударами кисти был намечен могучий дуб.

Валины губы скривились.

– Фыфкин, – произнес он совсем по-детски и мелко пукнул.

Через неделю Бурмистров, собрав консилиум из трех докторов искусствоведения, получил заключение о фальшивом Репине и о настоящем «Фыфкине». А еще через день, к радости папы и страшному огорчению мамы, Валя был приглашен в «Бронзовый век» на высокооплачиваемую должность эксперта-оценщика.

Вскоре его имя уже гремело по всему арт-рынку. Антикварные барыги, не доверяя спецам из больших музеев, потащили к нему новые приобретения.

– Валька фальшак носом чует, – говорили они.

И Валя обреченно поворачивал свой чувствительный нос к очередной поляне в сосновом лесу или девушке, освещенной солнцем, уже чувствуя подступающие спазмы. К счастью, по мере роста ажиотажного спроса на подписанные славными именами березовые рощи ему приходилось все реже дрожать и плакать: океан подделок заливал арт-бизнес. Но с другой стороны, чем больше становилось фальшивок, тем выше поднимались акции Пикуса. «Валькина дрожь» на антикварном рынке считалась вершиной экспертизы и ценилась выше, чем печать Третьяковки или Грабаря.

Материальное положение семьи значительно улучшилось, однако долго такая жизнь продолжаться не могла. Экспертная работа губила Валин организм. Это был путь в никуда. Толстенький, флегматичный и добродушный от природы, Валя исхудал и утратил сон. По ночам его мучили кошмары. То ему чудилось бурное, подсвеченное закатным солнцем море кисти Ивана Константиныча, а среди моря – он сам, нахлебавшийся соленой воды, из последних сил цепляющийся за обломок баржи, с которой на него злобно скалились рожи бурлаков с картины вездесущего Ильи Ефимыча. А то три богатыря кисти Виктора Михалыча высматривали его, Валю, посреди совершенно голой степи. Но хуже всего было вступать каждую ночь в неравный брак с пожилым тайным советником, плодом вдохновений передвижника Пукирева. Как только вся эта нечисть устремлялась на мирно посапывающего Валю, он начинал судорожно перебирать конечностями и неистово лягаться, но никогда при этом не просыпался. Утром вставал с чугунной головой и уныло плелся в «Бронзовый век» навстречу новым мучительным открытиям.

Где-то через год Валя окончательно понял, что от русской классики он может протянуть ноги, причем очень скоро. Нужен был сильный антидот – но какой именно и где его взять, он понятия не имел. Оставалось уповать на судьбу. И судьба смилостивилась над Валентином Пикусом. Когда Вале сделалось совсем невмоготу, в его жизнь нежданно-негаданно, как летучая золотая рыбка из тихого омута, впорхнул легендарный куратор --">