Леонид Богданов - Телеграмма из Москвы

первой категории: два тяжелых ранения, четырнадцать легких), я начал писать. Но у немцев на литературном поприще мне не повезло. Кто-то „стукнул“ начальнику лагеря и полицейские всю мою литературную продукцию отобрали. Начальник антисоветские вещи похвалил, а за „произведения“ из лагерной жизни обещал: „Мы вас перед строем палкой будем бить“.

Однако, все же не били и, в конечном итоге, грозный начальник лагеря больше помог мне, чем навредил. Он помог мне поступить добровольцем в РОА, правда уже к самому шапочному разбору.

Потом — капитуляция. „Родина зовет“ — кто не идет сам, того ловят, а судьба у всех одна. Опыт партизанских лет помог мне благополучно и успешно убегать.

Потом Америка. Пиши — что хочешь и сколько хочешь. И, наконец, я по-серьезному взялся за перо, вернее за пишущую машинку.

Сейчас работаю над сатирической повестью „Далеко от Москвы и Вашингтона“. Когда устаю от больших вещей, отдыхаю за короткими рассказами и статьями для журнала „Свобода“ и радиостанции „Освобождение“».

* * *

«Телеграмма из Москвы» — сатирическая повесть, написанная по советской действительности.

Условный Орешниковский район, в котором происходит действие повести, в этом отношении типичен для любого места Советского Союза. Автор хорошо знает все стороны советского быта, советской жизни вообще, включая методы партийной работы и пропаганды, и настроение населения. Ему удалось свои разнородные и разноместные наблюдения и впечатления, вынесенные из Советского Союза, слить в почти конкретно ощущаемый «определенный» район и райком, — с тем, чтобы они вылились из этих узких рамок широким обобщающим потоком.

Гиперболизм и гротеск, сознательно «культивируемые» автором, роднят его с известными Ильфом и Петровым, придавая сатире убедительность.

И это не парадокс: и после «исторического XX съезда КПСС» многое в СССР, «благодаря мудрому руководству партии и правительства», носит гротескный характер — характер не нормальной человеческой жизни, а жизненной трагедии. Эта трагедия выступает и через сатиру автора. В этом смысле в царстве коммунистической диктатуры ничего не меняется и измениться не может. Пусть меняются некоторые стороны быта, сущность неизменна.

Вот почему повесть Леонида Богданова интересна всегда — ею схвачена суть «потустороннего» быта.

Глубокая, все проникающая, жалость к человеку — вот то чувство, которое движет автором во всем, иногда даже на первый взгляд причудливом, развитии сюжета.

Картина, нарисованная автором к сорокалетию установления советской власти в нашей стране, — убийственный приговор системе. В нем заключен также приговор и всякого рода «прогрессивным» сосуществователям с коммунизмом.

ГЛАВА I. Телеграмма из Москвы

В самый разгар заседания бюро Орешниковского райкома КПСС, когда под облупленным и закопченным потолком уже плавали живописные табачные тучи, а первый секретарь райкома Столбышев, охрипший и обессилевший, рисовал в блокноте чертиков, в кабинет вошла техническая секретарша.

— Федор Матвеевич! — позвала она голосом взволнованным и тревожным. — Федор Матвеевич!.. Телеграмма из Москвы!.. Срочная!.. Правительственная!..

— Гм… Того-этого… По какому вопросу? — спросил нерешительно Столбышев и мгновенно вспотел. На наголо обритой голове его выступили крупные капли, вид у него был растерянный и беспомощный.

— Правительственная, говоришь? — переспросил он. — Гм… Значит, того-этого… Эх, предупреждал же я вас, товарищи! — Столбышев горестно покачал головой и с обреченным видом взял из рук технической секретарши телеграмму.

Но по мере того как он, шевеля губами, читал ее, побледневшие его щеки обретали румянец, а улыбка расползалась по лицу все шире и шире. Глядя на него, все присутствовавшие тоже стали улыбаться и у каждого на лице было написано нечто среднее между «Ура!..» «Спасибо родному правительству!..» «Выполним!..» и «Всегда готовы!..»

— Так вот, товарищи! — радостно возвестил Столбышев, — зачитываю телеграмму. Значить… Гм… Того-этого… Телеграмма из Москвы… Эх, и дело мы развернем!.. Провернем, товарищи?

— Провернем! — эхом откликнулись ему члены бюро райкома.

— Ты, Федор Матвеевич, лучше прочитай в чем дело, — посоветовал ему председатель райисполкома Семчук.

— Так вот, значить, из самой Москвы, — продолжал --">