Радомира Берсень - Гуру толерантности

хижинами их ветвей и травы, кругом кишмя кишели глянцевые тела цвета подтаявшего шоколада. Местные побросали свои дела и немедленно сбились в кучку, следовавшую за пленниками, пока их вели в центр поляны. Там стояла самая широкая хижина, грузно осевшая на один бок. Из нее, почесываясь и позевывая вылез абориген монументальных размеров, шириной груди он, пожалуй, мог посоперничать с двустворчатым шкафом. При виде людей с белой кожей он, в изумлении широко распахнул глаза и выкрикнул короткую гортанную фразу, скорее похожую на возглас удивления нежели на приветствие. Он также обошел пленников несколько раз и потрогал их пальцем, вслед за ним потянули пальцы и все остальные. Девушка тихонько вскрикивала, но боялась обозлить местных, поэтому старалась увернуться и спрятаться за спины парней. Те же, не стесняясь шлепали по тянущимся к ним рукам, однако местных это не смущало.

– Вот уроды же, – злобно скрипел Нормуд. – Черные хари, мартышки чертовы!

– Не надо, Нормуд, – умоляла его Кэнда, – мы должны уважать этих людей. Нельзя так! Мы пришли сюда из толерантного общества и обязаны вести себя соответственно. Ну же, будь умником, возьми себя в руки.

Досыта натрогавшись, аборигены вдруг отступили на несколько шагов назад. Здоровяк уже обмотал свои бедра пятнистой шкурой какого-то неудачливого хищника и вооружился копьем.

– Пипец котяткам, – вырвалось у Майкиса. Однако парень с копьем, по всему видно – вождь, – вдруг повернулся к своим соотечественникам и взмахнув копьем издал жуткий гортанный вопль, который немедленно был подхвачен остальными. Он взмахнул копьем еще раз – и толпа замолкла. Вождь снова повернулся к пленникам и осторожно протянул в их сторону острие копья. Подняв вверх свободную руку, он заговорил. Он говорил очень зычно и сильно, его голос свободно заполнял всю деревню, достигал опушки леса и впитывался зеленой массой словно губкой. Речь была довольно долгой и выразительной. Временами он взмахивал копьем. Белые парни ежились. Кэнда вцепилась в руку Майкиса. Белобрысый Нормуд шипел себе под нос всякие оскорбления в адрес темнокожих, которые глазели на него. Наконец, вождь замолчал. Он опустил копье и стал пристукивать им в землю, ритмично повторяя с закрытыми глазами:

– Ма-тум-бай-о! Ма-тум-бай-о! Матумбайо!

И вся толпа голосила всем за ним, притоптывая в ритм:

– Ма-тум-бай-о! Ма-тум-бай-о! Матумбайо!

– Ох, не нравится мне все это, – ныл Нормуд. – Кажись эти чернорожие голожопики что-то задумали. Ох, плохо нам придется, ох, убьют они нас. Мерзавцы! Кто-нибудь понимает о чем они говорят?

– Заткнись, – с присвистом проговорил сквозь зубы Майкис. – Пока нас не трогают, так что не ной.

– И прекрати их оскорблять. – Снова некстати влезла Кэнда. – Они милые.

– Ага, а самый милый у них вот этот горилл с копьем. – Обиженно пробурчал Нормуд, ожидавший, что друзья его поддержат. – Сейчас он очень мило нашинкует нас этим огромным копьем, а потом зажарит.

– Замолкни. – С достоинством сказал Майкис. – Ты – позор нашей цивилизации. Слышали бы тебя соседи и друзья по колледжу. Честное слово, ты бы от позора за всю жизнь не отмылся. Если мы выберемся отсюда, клянусь, я заставлю тебя пройти курсы по толерантности под письменное обязательство.

– Да наплевал я на соседей и друзей. – Продолжал кипятиться Нормуд. – Алло, вы себя слышите? Мы находимся где-то в джунглях, окруженные дикарями цвета обувного крема. Забудьте о толерантности! Она нас погубит!

– Вот уж нет. – Встряхнула волосами Кэнда. – Вот увидишь, за проявленное нами уважение нас не тронут.

– Может, нам еще на колени перед ними встать? – Съязвил Нормуд, но ему никто не ответил.

Тем временем, на поляне снова наступило оживление: жители деревни сгрудились каждый у своего жилища, с любопытством поблескивая глазами в сторону пришельцев. Между ними шествовал абориген довольно престарелого возраста, он был весь окутан шкурами и грязной реденькой бородой. Он шел ссутулившись, медленной неровной походкой, время от времени останавливаясь и тогда блестящая как новенький асфальт публика снова восторженно взвывала: «Матумбайо!». Наконец, старик дошел до пленников. Немедленно вцепился сморщенными пальцами в грудь Кэнды и довольно осклабился, когда она возмущенно вскрикнула. Парней же он похлопал ладонями по груди, животу, спине, рукам, пощипал их и подергал за волосы, уши, отчего Нормуд сделал яростный вдох, готовый забиться в --">