Александр Геннадьевич Карнишин - Про Петровича [СИ]

усилиях, щурился на солнце, пробивающееся тонкими лучами сквозь листву старых, еще его родители сажали, тополей.

— Мужики, вы же специалисты, ёпть! Как же мне вам советовать?

— А ты так посоветуй, как думаешь! Нам же не знания нужны. Знаний и так много у нас, даже лишние они бывают. А нужно нам корневое понятие всего происходящего, от земли, от народа. Потому что даже если и гикнется все, к чему идет, то народ наш и земля наша останутся.

— А вы, вижу, правильные мужики, — кивал Петрович и смотрел в свой стакан, в который тут же начинала наливаться прозрачная жидкость. — Ну, как вам объяснить по-простому, по-нашему? Слушайте, и не говорите, что не слышали. Вот есть, положим, водка, есть портвей и есть пиво. Стоят они все по-разному. Если считать на стаканы, то водка — самая дорогая, портвей — второй, а пиво — так, газировка. При этом и водка и портвей и пиво в голову бьют, если выпить по норме, удовольствие доставляют, и вообще, как говорится в наших кругах, водка не только вредна, но и полезна. И вот, положим, сравниваем мы эффект от употребления. Вот ты, молодой, сколько водки выпить можешь?

— Э-э-э…, - замялся тот, что моложе, в красном узком галстуке под воротником белейшей рубашки.

— Да ты не мнись, не мнись. Это же, типа, эксперимент. Ну, сколько в удовольствие?

— Стакан, наверное, — неуверенно сказал тот.

— Хм… Стакан. Нет, это не те пропорции. Тогда лучше будем от меня считать, ладно?

— Говори, говори, Петрович, — у старшего заблестели глаза.

— Значит, в удовольствие и без головной боли я выпью под закусь и в хорошей компании две бутылки водки. Если водки нет, то портвея я могу выглушить уже три бутылки — свободно, а еще с полстакана — уже потяжелее пойдет. Ну, портвей — он же сладкий, зараза. И закусь ему практически не нужна. А вот если пить только пиво, то выпью я за вечер пять литров. Ну, или шесть. Это опять же от компании и от закуски. Если много еды, то много просто не выпьешь — некуда будет лить.

— Так, так, — долил тут же ему в стакан из большой литровой бутылки, тряхнув ею предварительно, чтобы шарик, который в горлышке, сошел с места, тот, что постарше.

— Но это, мужики, я, — продолжал раскрасневшийся Петрович. Рубаха выбилась из-под ремня, открывая народу большое пузо, поросшее черным кудрявым волосом, руками он делал округлые движения, пытаясь передать как можно более точно свои мысли. — То есть, экспериментировать объемами на себе не рекомендую. Можно сдохнуть. Но!

Он сделал паузу, длинную, как в театре, когда все замирают и вслушиваются во внезапную тишину, а пауза тянется, тянется, тянется…

— Петрович, эй, Петрович…

— А?

— Ты сказал — «но», Петрович. Ты хотел что-то сказать нам важное.

— Но! Но не мешайте, мужики! На повышение — можно. То есть, если с пива начал, то водкой закончишь без вреда для здоровья. А вот если весь вечер пил водяру, а потом сушняк заливаешь светлым лагерным — тут беда. Тут никакая пропорция не поможет и любая будет только во вред организму. Понятно, нет?

— Петрович, дай я тебя поцелую! — старший вскочил, ухватил Петровича за уши, притянул к себе, чмокнул в макушку, в самую маковку, где начала проглядываться небольшая пока плешь. — Эх, да мы же теперь… Да ты понимаешь, что ты сказал?

— Ну, дык, — важно кивнул Петрович. — Это ж главное: пропорцию соблюдать и не смешивать. И тогда все, что выпьешь — на пользу пойдет и на удовольствие.

Финансисты унеслись в свой банк, перекидываясь на ходу репликами:

— Ты пропорции запомнил? Он там цифры называл… А если за пиво принять рубли а за водку доллары? Нет, доллары — это портвейн, наверное. Водка сегодня — это евро, потому что дороже… Эх, как мы закрутим! Завтра же!

А Петрович сидел расслабленно на лавочке, смотрел вокруг мягко и нежно, а возле него стояла литровая бутылка, пластиковый стакан, полбуханки черного в полиэтиленовом пакете.

Петрович сегодня консультировал.

«Наши»

В субботу Клим проснулся с головной болью. Источник боли обнаружился сразу: с открытого из-за летней жары балкона плотно несло краской.

«Нитроэмаль для наружных работ», — стараясь не ворочать головой, понял Клим.

Злости ни на что уже не хватало. Утро. Суббота. А вместо свежего воздуха с балкона втекал едкий запах растворителя, кружа и так до тошноты кружащуюся и болящую тупой затылочной болью голову. Натянув спортивные разношенные штаны, в которых когда-то он собирался --">