Рущ - Говноофис

стыд — ваша жизнь в апастности!» И так, как пажарная сирена немного подвыл «Уэу-уэу-уэу» — я ваще мастер галаса передразнивать. Хоть как Горбачов могу, хоть как Брежнев. Кароче она вышла пачти сразу после сирены, акинула меня испепеляющим взглядом, и гордо промолчала, типа я нечтожество а она — йебать Миледи. Пламенный беспесды взгляд. Похуй — зато я слышал как ты антисэксуально среш.

Я сажусь дасерать — пришельцы пагебают в фарфоровой лавушке, я дабиваю их вертуальных саратников в телефоне. Аццки щипет глаза — аж изображение плывет, это стопудово сатрудница подосрала. В обоих смыслах. Бабы могут падасрать если чо. И только я дашел до босса, хуяк — ручка двери задергалась и жалобный желский голос: «Маладооой человек, пожалуйсто, побыстрее…» Оппаньки! Я говорю: «А вы аткуда узнали, что здесь молодой человек? По запаху?» — и ат смеха так напрягаю живот, что, пардон, пердю, заглушая ее ответ. И ебошу босса пачтьи до фаталити.

Тут хуяк — слышу через две двери сегнализацию, типо пожар. И кипеж какой-то. Я нидолго думая, сразу раскусил ее аццкий план — думаю, это она нагрела зажигалкой датчег, и справацировала тревогу, чтобы я съебался из сартира. Бьет меня моим же оружием, тварь. Хуй ты угадала, манда, — думаю, меня не наебешь. Но съебатор ставлю на нейтраль — вдруг внатуре пажар? Скоро офесный кипеш стихает, только сигналка не затыкаеца, а промежутках между ие сигналами мой чуткий слух улавливает странные звуки — патрескивание и журчание. Пиздец, думаю, это гарит офес с патрескиванием, а кто-то воду включил типа тушыть пажар, и паходу съебался. И я, натянув штаны, стремительным арлом вылетаю в предбанник, и дергаю дверь, а она не открываеца. Блядь думаю вот теперь пиздец!!! Но пиздец меня ожидал позже.

Я дергаю дверь и налегаю на нее плечом, — хуйтам! И уже как Чакнорис прицеливаюсь аткрыть ее с ноги — ударом уро-маваши, как вдруг слышу знакомый плаксивый голос «Маладооой челавееек…. Пажааалусто… не открывааааайте пака….» Я акидываю взглядом предбанник и тут наступает пиздец. Пред моим взором прецтает жывопистнейшее картинко — в метре над полом, раскинув ноги, упершись руками в бортик раковины зависла та самая сатрудницо и с покрасневшим ебалом срет прямо в раковину. Потрескивает анусом и воду включила штобе неслышно было. А я там руки всекда мыл, сука, и чашку. «Пожалусто, не открывайте — ну не стойте так — отвернитесь же!» — ее голос и взгляд полный отчаяния.

Время замирает. Сюрреализм ситуации подвешивает мою систему. Фатал эрор. Сигнализация чеканит ритмичную мелодию «рэквием для съебатора и аркестра в саправаждении гомно сапиенс». Сатрудница изменившимся летсом морщит жеппу и пачти не тужась изливаеца в раковину. Хочеца блевать. Я смотрю ей прямо в глаза и с ужасом отмечаю очередную атаку пришельцев на свой гавнабак. Я сдергиваю джинсы (ширинка низастегнута) и еле успеваю сесть на мусорку напротив раковины. Хуй противно бъется о край урны. Отмечаю, что срущая пелотка в принципе, очень красивая. Если выживем, то выебу, а если суждено сгореть, то перед смертью выебу аднозначьно.

В тот день весь офес прохватил ацкий панос — паходу в плов попал несвежий котег. Когда узбеки поняли, что сартир занят, и адин хуй все не поместяца, их охватила панека. Они включили пожарную сигнализацию (чтобы если чо начальнег не уволил за прогул) и ломанулись срать на природу. Некоторые обосрались в лифте, кто-то обделался на леснице, были засраны урны и коридоры. С балконов стекали потоки фекальных вод. Офис погрузился в гавно.

Но, в тот момент, сидя на хлипкой пластиковой урне, этого не знал. Адреналин добавлял скорости нашему совместному калометанию. Мы потели и тужились, и даже постанывали. Никто не хотел умирать обосранным. Вдруг замолчала сигнализация и мы одновременно досрали. Наши взгляды снова встретились. Она облегченно улыбнулась:

— Маша.

— Сережа. Дай бумажки, а?

© РУЩ

--">