Квартет И - Разговоры мужчин среднего возраста

театральных буфетах хороший коньяк; попробовал - не то!

КАМИЛЬ. Тоже «фу»?

ЛЕША. Да нет, не «фу», просто какую-то он вносит ноту... м-м-м...

СЛАВА. ...ненужной интеллигентности.

ЛЕША. Да! А этот - правильный. Прибежал, опаздываешь, и так: «давайте, давайте», выпил пятьдесят, откусил шоколадки -«Вдохновение», разумеется...

КАМИЛЬ. ...вдогонку сразу еще пятьдесят...

ЛЕША. ...и бегом в зал. Сел в кресло, свет гаснет, занавес пошел, и чувствуешь - началось! Готов воспринимать искусство.

Звучит Россини - самое известное место из увертюры к «Севильскому цирюльнику». Артисты несколько секунд сохраняют на лицах благостное выражение, потом начинают делать звуко­режиссеру знаки, наконец, просто машут ему рукой - мол, выру­бай! Музыка обрывается.

СЛАВА. Все-таки, это слишком театрально. Не у нас...

КАМИЛЬ. Теперь смотрите - считается, что большой художник перед тем, как творить, задает себе вопрос «а что я хочу сказать этим произведением?», иными словами, «зачем я это делаю». Мы себе так ответили - чтобы вы нас любили. Не чтобы сказать новое слово в искусстве, а чтобы вот мы это новое слово сказа­ли, а вы нас за это полюбили. Хорошо бы при жизни. И обяза­тельно дали нам об этом знать.

ЛЕША. И это, кстати, все так - хотят, чтобы их любили. Даже те, которые не хотят, они на самом деле хотят, просто им когда-то этой любви недодали, и теперь им легче не хотеть, чем хотеть... понятно же, по-моему, сказал, да?

СЛАВА. А нам же, правда, не хватает вашей любви. Потому что, вот, допустим, сыграли мы спектакль, - и что? Ну, вы поаплодировали, ну, овацию нам устроили, ну, цветы пода­рили, много цветов; ну, знакомые за кулисы зашли, сказали: «ну, вы даете!» И все, вы пошли. А нам же нужно, чтобы вы нас любили.

ЛЕША. А вы такие: так мы вас и любим, только у нас ребенок дома один.

СЛАВА. Тогда конечно, идите. Простите, а вы?

КАМИЛЬ. Обожаем! Вы - лучшие!

СЛАВА. А куда ж вы тогда?

КАМИЛЬ. Так сейчас по телевизору «Звезды на льду», финал.

СЛАВА. Подождите, у нас же искусство, разве можно...

КАМИЛЬ. Да о чем разговор! на три головы выше!.. просто, у вас искусство уже закончилось, а там вот-вот начнется.

СЛАВА. Но, допустим, нашлась компания, которая идет в ресто­ран и так: «О, а не хотите с нами?». А ты так: «Да нет, ну чего я буду, я никого не знаю...»

ЛЕША. Ну, и идешь.

СЛАВА. Ну, да. И первые пять минут очень хорошо - пока они говорят о твоем спектакле, о том, какой ты талантливый. И ты только начал, типа: «ну, в будущем сезоне мы планируем снять еще один фильм...», а они тебя уже не слушают. У них уже фуры, растаможка, два миллиона по безналу...

КАМИЛЬ. И ты звонишь жене и говоришь: «у нас сегодня такой спектакль был!!!», а она: «ага, здорово, не забудь кефир купить, картошку и огурцы». А вы спрашиваете, почему артисты пьют...

СЛАВА. Так, может, коньячку?

Леша разлил коньяк по большим пузатым рюмкам. А где Саша? (Громко). Саша!

Все зовут Сашу, разбирая рюмки. Прибегает переодевшийся в цивильное Саша.

САША (беря рюмку с коньяком). И вот что еще важно. Сегодня здесь не будет никакой пьесы; вам ничего не нужно будет вычи­тывать между строк - никаких символов, аллегорий, думать «а что они хотели сказать?». Мы что хотим сказать - то и скажем.

СЛАВА (Саше). А когда без гитары - очень хорошо!

САША (Славе). Сам мешок!

ЛЕША. За «без аллегорий»! Выпивают.

ГЛАВА ПЕРВАЯ «Говорить ли правду немцам, или о кризисе среднего возраста»

Не стало будущего. Раньше, в детстве впереди было что-то яр­кое, неизвестное... жизнь. А сейчас я знаю все, что будет дальше. Примерно то же, что сегодня... заниматься буду тем же, в рес­тораны ходить те же... или в другие, но такие же... на машине ездить примерно такой же. Перестало быть будущее. Вместо него стало настоящее. Только есть настоящее, которое сейчас, и настоящее, которое будет потом. И, главное, мне мое насто­ящее-то нравится - и рестораны вкусные, и машина хорошая... Только будущего жалко...

Леша наигрывает на рояле детскую полечку - упражнение для начинающих играть на инструменте. Саша курит на лестнице.

Слава потерялся в полумраке - сидит в глубине у барной стой­ки. Посредине сцены в кресле сидит Камиль.

КАМИЛЬ. Мне кажется, в детстве было так здорово потому, что понятно было, что хорошо, а что плохо. Сделал --">