Артур Игнатиус Конан Дойль - Автопародии

говорили.

— И все же, — сказал Холмс, откинувшись на спинку стула и сложив вместе кончики пальцев, — не побоюсь высказать предположение, что цель базара — расширить университетское крикетное поле.

Я посмотрел на него в полнейшем замешательстве, и он затрясся в беззвучном смехе.

Да, товарищ, у меня есть теория популярности Шерлока Холмса в России, но я, пожалуй, о ней умолчу

— Мой дорогой Ватсон, вы, несомненно, редкий человеческий экземпляр: ваша неискушенность с годами не уменьшается. Мгновенно реагируете на внешний стимул. Быть может, ваши умственные процессы и замедлены, зато не составляют тайны. За время завтрака я пришел к выводу, что вас читать легче, нежели передовицу “Таймс”, вроде той, что лежит передо мной.

— Хотелось бы узнать, как вы пришли к такому выводу.

— Боюсь, готовность, с которой я пускаюсь в объяснения, серьезно повредила моей репутации, — сказал Холмс. — Но в данном случае цепь умозаключений основана на столь очевидных фактах, что для разгадки особых усилий не потребовалось. Вы вошли в комнату с озадаченным выражением лица, какое бывает у человека, чей ум занят обдумыванием некоего вопроса, и в руке у вас было одно-единственное письмо. Рассуждаем далее. Вчера вечером вы удалились ко сну в превосходнейшем настроении, из чего ясно, что именно то письмо, которое вы сжимали в руке, и произвело в вас соответствующую перемену.

— Это очевидно.

— Очевидно — после моих объяснений. Естественно, я спросил себя, что могло быть в письме, которое так сильно на вас подействовало. Идя к столу, вы держали конверт клапаном ко мне, и я заметил эмблему в виде щита — такую же, как и на вашем старом студенческом кепи для крикета. Итак, писали из Эдинбургского университета или из некоего клуба, с ним связанного. Подойдя к столу, вы положили письмо рядом со своей тарелкой “лицом” вверх и отошли взглянуть на фотографию в рамке — ту, что слева на каминной полке.

Меня поразило, с какой точностью он описывает все мои перемещения.

— А далее? — спросил я.

— Для начала я бросил взгляд на адрес и даже с расстояния шести футов определил, что письмо неофициальное. Этот вывод я сделал, опираясь на стоявшее в адресе слово “доктор" — звание, на которое вы как бакалавр медицины законно притязать не можете. Мне известен педантизм университетских чиновников, особенно когда речь идет о званиях, и значит, можно было с уверенностью сказать, что письмо и в самом деле — неофициальное. Возвратившись к столу, вы перевернули конверт, и это позволило мне заметить, что внутри была машинопись. Мне сразу пришло на ум, что речь идет о базаре. К тому времени я уже взвесил вероятность того, что письмо содержания политического, но сие представлялось маловероятным из-за стагнации, в которой пребывает нынешняя политика.

Когда вы сели за стол, ваше лицо все еще хранило прежнее выражение — было очевидно, что разглядывание фотографии не изменило хода ваших мыслей. Следовательно, фотография должна была иметь касательство к решаемому вами вопросу. Устремив на нее взгляд, я тут же заметил, что на фоне крикетного поля и павильона запечатлены вы в форме команды Эдинбургского университета.

Мои скромные познания относительно крикетных клубов подсказали мне, что, кроме Церкви и кавалерийских корнетов, никто на земле не погрязает в долгах так глубоко, как подобные учреждения.

Когда я увидел, что, сев за стол, вы взяли карандаш и стали чертить линии на конверте, я пришел к убеждению, что вы размышляете над проектом некоего усовершенствования, ради которого и устраивается базар. Поскольку ваше лицо все еще выражало сомнение, я счел возможным вмешаться и дать вам совет поддержать столь славное дело.

Я не мог не улыбнуться чрезвычайной простоте его объяснений.

— Конечно, — сказал я, — это было проще простого.

Моя реплика, казалось, уязвила его.

— Могу также прибавить, — произнес он, — что помощь особого рода, о которой вас просили, заключается в том, чтобы написать нечто для альбома клуба. И вы уже решили, что настоящий эпизод и послужит предметом вашей заметки.

— Но как… — вскричал я.

— Это проще простого, — парировал Холмс. — Предоставляю вас вашей находчивости. Надеюсь, вы простите меня, — добавил он, разворачивая газету, — если --">