решили положить конец на обучение настоящему делу военным образом. Пришли, и честно командиру роты сказали:

— Экзамены сдавать не будем. Продолжать учебу в училище не хотим.

И рапорта на стол — бух. Мол, окончен бал, паркет истоптан!

Командир взмок. Уж от кого от кого, а от отличников во все времена… и такого — не ожидал.

— Да, вы что??! Как это — не хотим и не будем? Вас, что, черт понюхал?! До выпуска полтора года…

Но лица курсантов были светлы, как лампады Роттердама, а глаза излучали вожделенное упрямство.

Командир обмяк и сел на стул.

— Саша! Леня! — начал он, ещё не веря в происходящее, — Вы ж без пяти минут флотские офицеры! И если не золото, то красные дипломы, вам обеспечены! Что за саботаж?! Если устали от подготовки к сессии, хотите, я вас уволю на два дня… с ночевкой?

Но курсанты молчали. Только у Тимцуника зарождающаяся лысина начала желтеть и лоснится. Командир поскреб и свою плешину.

— Ребята, это вы не подумали. Так что, забирайте свои рапорта, я их не видел, а вы мне ничего не говорили.

— Почему же не подумали? Подумали… и хорошо. И решили, окончательно, — не согласился Корсуков, — учиться не будем. Отчисляйте.

Командир поменял тактику.

— Каким местом вы думали? Отчисляйте… — он перешел на крик, — Да я вас за саботаж в период сессии, на губу! Суток на десять! Подумали они …и кончили! Пятно на всю роту! А через день на ремень, в нарядах!? Как перспектива?! Что, служить не хотите??! Подумали… и куда потом? В гражданский ВУЗ? Инженерешкой на заводе штаны протирать?!

— Нет, мы в театральный поступать будем, — Тимцуник смахнул каплю пота с кончика носа, — давно об этом мечтаем…

Командир поперхнулся собственным удивлением.

— Куда? — он начал растекаться упитанной военно-морской грудью, которая начиналась сразу от пупка, по плоскости стола, — Куда, куда?! В театральный?? — и на минуту опешив отрешенно бросил своё тело на спинку стула, — Ну, бля, сынки, вы меня шарабабахнули, под самые жвака-галсы, шарабабахнули! В театральный! Да я пятнадцать лет в этом «цирке» служу, и то, что у нас на флоте происходит, не одному МХАТу не снилось! А они — в театральный! У вас с мозгами всё в порядке? — и он внимательно посмотрел на подчиненных слезящимися глазами, в которых распогоживались искорки-чертенята.

Корсуков и Тимцуник тупо уставились в пол и не желали видеть прояснений в вешнем взгляде командира.

Командир наложил пятерню на два листа бумаги и двинул их к краю стола — Всё, разговор окончен! Лучший в стране «цирк» — вас не отпускает! Подписывать ваши рапорта я не буду. Забирайте…

Но курсанты стояли не шелохнувшись.

— Забирайте, — командир придал голосу категоричность, — театральные институты, милые мои, для слабонервных мальчиков, к коим вы не относитесь, и для девочек, у которых половые органы разбросаны по всему телу. Забирайте и в следующий раз думайте, хорошо думайте, у вас вся жизнь впереди. Забирайте! — в голосе слышались нотки раздражения.

Стоящие не отреагировали. Какое-то время в кабинете витала гнетущая тишина, и было слышно, как в коридоре стоящий у тумбочки дневальный бубнит теорию «эффектов Доплера».

И командир не выдержал. Он вскочил и наотмашь распахнул дверь. Бубнящий об эффектах склонил Доплера к концепции относительности, захлопнул книгу и замолчал, приняв позу: «Чего изволите?» — Старшину — ко мне! — отчаянный голос командира ударился об напомаженный мастикой пол и гневно отразился, — Старшину роты — ко мне! Старшина нарисовался спустя секунды.

— Буланов, этих двух педролино^[3] расписать в наряды через день! Через день! — командир сгоряча рубанул по косяку но, быстро успокоившись, добавил, — А то вы так военное обучение сведете к секрету полишинеля, менестрели вы мои необузданные! Всё! Всё! Это у Станиславского — театр с вешалки начинался, а для этих — от тумбочки, ты понял, Буланов?! От тумбочки! Все свободны! — и он зло смахнул курсантские рапорта в ящик стола.

Военная система долго мурыжила дела перспективных отличников, проверяя их хромосомный код с заразным вирусом «Прошу отчислить меня…» и споткнувшись на наследственном упрямстве, выдала эпикриз: «Отчислить…», прописав — самолечение.

По зеркальному паркету коридора вступали модные черные до зеркального блеска башмаки. Флотский клеш спокойной волной дышал на полы красиво удлиненной флотской тужурки. Волна, восторженно облизывала цвета --">