Иосиф Антонович Циммерманн - Нетривиальный эпатаж

свет стоит, уже нервно мельтешил по диаметру зеленого пятачка, который из ночи в ночь высвечивает на ухоженном палисаднике мощная лампа единственного во дворе фонаря.

— Мис качос эстан када диа кресиендо мас, — жаловался и взывал к небесам вроде как обманутый мужчина, ибо в переводе с испанского фраза означала: “Мои рога увеличиваются с каждым днем”.

Англичанин во всеуслышание похабно злословил и даже грязно матерился.

Сеньора Родригес подолгу отмалчивалась, внимательно наблюдая за сценой у подъезда из-за тюлевой занавески, сквозь которую свет полумесяца отчетливо очерчивал пышный силуэт желающей остаться незамеченной съемщицы квартиры.

В очередной раз разбуженные скандалом соседи получили возможность узнать подробные детали семейной и сексуальной жизни новой жительницы многоквартирного дома. Пожилой англичанин выражался, нисколько не стесняя себя. Его речь все больше приобретала унизительный и даже оскорбительный характер.

Не так давно еще делившая с этим мужчиной семейное ложе и похоже, что привыкшая к подобному обращению, женщина молча выслушивала всю эту гадость. Но лишь до того момента, когда ее бывший, брызгая слюной так, что это было заметно в свете того же тротуарного фонаря, обозвал ее испанским словом “ Mierda”.

— Да ты сам дерьмо! — визгливо огрызнулась, высунувшись по пояс из окна, островитянка в неглиже. Ее голос был бодр, высокая прическа и даже в лунном свете заметный макияж говорили сами за себя. Сеньора Родригес ждала гостя.

— Вот интересно, — подумал я. — Почему из всего сочного набора оскорблений и мата на двух языках известных своей многовековой культурой народов, ее почему-то задело только слово, обозначающее дурно пахнущую вещь?

— Я сейчас вызову полицию! — угрожала в полный голос испанка.

— Вызывай, — снисходительно разрешил ее бывший и грозно пообещал, — Я мечтаю рассказать шерифу всю правду о тебе.

В этот момент, плюс — минус мгновенье, к этому дуэту присоединилась почти глухая, но громко лаявшая собака, а вместе с ней и возмущенный хор давно разбуженных соседей. От всеобщего ора дрожали тонкие стекла единственного алюминиевого окна моей спальни…

— Как это омерзительно, как гадко! — кричала сеньора, страдающая бельевым эксгибиционизмом.

— Время полночь, народ спать хочет.

— Кто он вообще такой? И что ему здесь надо? — интересовался мой сосед сверху, не переставая стучать пепельницей по подоконнику.

— Да не наш он! — чуть ли не хором воскликнули несколько жильцов.

— Какого черта! Кто-нибудь может заткнуть ему глотку?

— Нет, так не может больше продолжаться! Сейчас я точно выйду и набью ему морду. — уже в который раз прозвучал возмущенный мужской голос, хотя нельзя было понять и разглядеть, кто конкретно и откуда это выкрикивает.

Увы или к счастью, но полицию не стали вызывать, да и она скорее всего не приехала бы из-за такого пустяка. Никто из соседей с “чешущимися кулаками” никуда не вышел. Все морды остались целы. Крики затихли и в окнах дома погасли огни.

Я посмотрел на часы: девять минут третьего. Без единого антракта прошло два часа нетривиального эпатажа.

— Ну вот, — подумал я, все еще пялясь на часы, — В итоге, из-за одного “артиста” минимум полторы сотни жильцов двора потеряли уйму драгоценного, желанного и заслуженного после шестидневки спокойного сна. Благо, что это не про меня.

Стал за собой замечать, что память у меня совсем уже не та. Поэтому, взяв на кухне лежащие на холодильнике карандаш и блокнот, обычно использую их для составления списка необходимых продуктов из супермаркета, я поспешил записать все подробности случившегося этой ночью.

Законспектировал все, включая в чем был одет англичанин. Не мог только вспомнить, что было у него на ногах. Вернулся к окну в спальне, но, увы…

Сэр Уильямс исчез с дворовой сцены также незаметно, как и появился…

Ранним утром следующего дня, выгуливая того самого тугоухого самца с хлопковым именем Коттон, которому я довожусь “хозяином на выходные”, мы нечаянно столкнулись с упитанным мужчиной лет — таки пятидесяти с лишним отроду.

— Good morning. — поприветствовал нас явно невыспавшийся и помятый, но судя по голосу очень умиротворенный англичанин.

— Да пошел ты! — чисто по-русски ответил я с улыбкой …

--">