Randy1974 - Электричка

возможностями в значении “случайностей” как появление богачей в подземке, представляющейся обителью бедняков.

Поезд останавливается. С громким скрипом его двери открываются. Где принцессы, кто-то ведь должен пожурить за эти скрипучие двери, наказать за нестерпимую грязь? Такова Вселенная. Я иду вперёд. Рысью. Жеребчики и кобылки идут со мной, секретарша идёт с нами и все эти пони: богатые, бедные, счастливые, жирные, грустные, тощие, вонючие, наплевать, какие ещё – все идут в вагон, забивая его телами, потом, табачным перегаром, ржанием и хмурыми взглядами. Отрезая нас от станции, двери закрываются, и поезд проезжает над тем местом, где когда-то ушёл жеребец. Интересно, что они с ним сделали? Не думаю, что похоронили в открытом гробу, хотя медицина сейчас почти творит чудеса. Не настолько, но всё же. Есть всего несколько вещей, которые могут помешать вам лечь в открытый гроб. Поезд – одна из них. Я смотрю на белую кобылку среди кучки подростков. Они болтают, громко матерятся, но всё же не так громко, словно им стыдно, как родителям, которые ссорятся при жеребёнке. Кажется, она не против этого. Тоже матерится, запинаясь, краснея, будто пытается стать похожей на них, но что-то ей всё ещё мешает. Вишнёвые Серёжки хлопает её по спине, затем обнимает.

Я вглядываюсь в темноту за окном. Почему у этих поездов вообще есть окна? Почти все пути проложены под землёй, и всё, что ты видишь – лишь стены, туннели, граффити, искрящие провода, граффити, крыс, кровь, блевотину, мерзость и запустение. Маленький уютный мирок, миниатюрная копия того, что ждёт нас на поверхности. Джунгли. Естественная среда обитания для гогочущих курящих кобылок, которых не волнует и которые, похоже, не возражают против того, что беспечная пора их юности скоро закончится, а потом ты становишься как секретарша, или кремовая кобылка с голубой гривой, или как богатый пони: взрослым, вечно озабоченным, с двумя жеребятами, работой и квартиркой на поверхности – а может быть, ты остаёшься здесь, под землёй, со шприцем, полным билетов в мир грёз – тощая, голодная, беззубая, не замечающая, как потихоньку распадается окружающий мир.

Поезд останавливается. Не моя станция. Не станция жеребчиков и кобылок. И не станция секретарши. Богатый пони покидает вагон, он оглядывается и его передёргивает от отвращения. Двери закрываются, и снова только мы и слабый вагонный свет, и вонь в воздухе, и обшарпанные сиденья, и бездомный пони, сидящий в углу и бормочущий себе под нос всякую чушь. Все стараются держаться от него подальше, он бормочет свою бессмыслицу всё громче, так что даже мисс Вишнёвые Серёжки становится противно. От неё воняет сигаретами и дешёвым вином, и потом молодой кобылки; от жеребчика, стоящего рядом с ней, несёт ещё отвратнее, но ей, похоже, наплевать. Может, она привыкла к этому, тяжело сказать. Может, она не чувствует запаха. А может, у него есть какие-то скрытые добродетели, только  ей и известные. Она бросает на меня злобный взгляд, и я понимаю, что уже некоторое время неотрывно смотрю на неё. Отворачиваюсь к окну, кирпичи, бывшие когда-то красными, сейчас покрыты сажей и пылью, грязью и граффити.

Взвизгнув тормозами, поезд останавливается. На рельсах жеребец? Нет, просто ещё одна станция. Не моя. И не жеребчиков и кобылок. Может, того бездомного, но он уже уснул. В вагон заходят новые пони: молодые, злые, воняющие куревом, водкой, но есть в них и что-то ещё. Они крикливые, с отрывистыми движениями, суженными зрачками, ищут неприятностей. Беленькая кобылка прячется за мисс Вишнёвые Серёжки, осёл, жёлтый пегас и красногривый вонючка встают рядом с ней. Я стараюсь на них не смотреть. Они не посмотрят на меня. Жертва. Им нужна жертва, и они её нашли; один из них сплёвывает на пол, и все движутся к группе подростков, их разумы слились, теперь они – единое накаченное наркотиками чудовище. Копыта, зубы и нож. Кровь на лице, кровь на полу. Было чудовище, а осталось лишь трое порезанных жеребчика, прихрамывая, вылетевших наружу, стоило поезду остановиться. Вишнёвые Серёжки прячет нож и, посмотрев на меня и секретаршу, покидает вагон в сопровождении беленькой кобылки, глядящей на неё с благоговением.

Остаёмся только я с секретаршей и бездомный пони, но он не с нами, он спит, храпит и наполняет вонью наш маленький подземный мирок. Секретарша смотрит на меня с бледной улыбкой. О чём она думает? Она бросает взгляд в окно на сажу и граффити и думает о жеребце, который когда-то был, а --">