Андрей Петрович Старостин - Встречи на футбольной орбите

Олимпиаду-80 кормчие наметили правильный.

А жизнь идет по своим неумолимым законам. Строчка поэта, к сожалению, неопровержима: «Живых друзей все меньше у меня!»

…Был чудный летний день, когда в городе грешно сидеть. Исидор Шток увез меня в Переделкино. Он жил на даче, на которой я бывал еще в довоенные времена, у ее бывшего арендатора Александра Николаевича Афиногенова, виднейшего советского драматурга, автора нашумевшей в тридцатых годах пьесы «Страх». Александр Николаевич погиб в середине октября 1941 года во время бомбежки Москвы. На даче еще проживала матушка драматурга – Антонина Николаевна – с двумя осиротевшими внучками Джоей и Сашей. Их мать тоже трагически погибла при возвращении в Одессу во время пожара, вспыхнувшего на пароходе.

Я поехал на дачу, соблазненный, помимо погоды, возможностью встретить там Анну Андреевну Ахматову, с которой Исидор Владимирович состоял во взаимно дружественном знакомстве. На его московской квартире я уже имел возможность познакомиться с Анной Андреевной, к стихам которой я с самого раннего возраста был неравнодушен и довольно много с детства помнил наизусть. При первом знакомстве поэтесса поражала монументальностью, я бы сказал, царственностью осанки (она сидела в кресле, как королева на троне), величественностью облика, и вместе с тем аристократической простотой в манере держаться. Прославленная поэтесса обладала свойством изысканной приветливости.

В тот день Анна Андреевна у Штока не появилась: занемогла. Жена Исидора Александра Николаевна, вернувшись из магазина, сказала, что встретила Фадеева. «Узнав, что вы здесь, обещал сейчас прийти», – обрадовала она меня.

Я не мог не обрадоваться. Двенадцать лет не виделись. Вот он появился откуда-то из зеленого кустарника, пролез сквозь отверстие в заборе, отделявшем соседнюю дачу. Одет по-летнему, в светлой рубашке, с засученными рукавами. Те же седые, в голубизну, волосы, молодые, не выцветшие, а сияющие по-прежнему голубые глаза, тот же, розовощекий, улыбающийся – голубой Сандро! Внешне каким он был, таким он и остался. Подтянутый, стройный, свежий, как будто не двенадцать лет не виделись, а только вчера расстались.

Мы долго лежали на траве. Вспомнили и сухумский пляж и Пахомыча, поделились житейскими переживаниями в трудные военные годы, и горестями, и радостям».

Мы не ощущали себя стариками. Наоборот, как мне казалось, были полны надежд на будущие свершения. Правда, Саша, всегда готовый подшутить над собой, сказал, что он теперь не генеральный секретарь, а «один из одиннадцати». У нас теперь, мол, целая футбольная команда секретарей. Пожаловался на ноги – «побаливают». Не без сожаления заметил, что в категорической форме переведен на режим с сухим законом, как «Миша Яншин», и залился своим звонким смехом: вот, дескать, до чего мы дожили.

Я передал ему привет от Ивана Макарьева, его сподвижника по литературным, еще рапповским временам. Один из секретарей РАППа, Макарьев много мне рассказывал о битвах на литературных фронтах, плечом к плечу с Фадеевым, Киршоном, Авербахом, в годы разделения на «напостовцев», «попутчиков» и других течениях нашей литературы. Иван работал в Норильске вместе со мной в должности диспетчера, и по ночам мы находили время, чтобы поговорить об общих московских знакомых, которых у нас хоть пруд пруди. Фадеев не удивился: знал, Макарьев или вернулся уже, или должен был вот-вот вернуться из Норильска в Москву.

Расставались бодро. «Играть всегда надо по большому счету», – вспомнили мы нашу первую встречу и, крепко пожимая друг другу руки, условились обязательно созвониться…

Вскоре последовал звонок, и я услышал в телефонную трубку: «Фадеев сегодня покончил с собой» – это мне горестным голосом сообщил Яншин.

Мне и в голову не могло прийти, что тогда на штоковской даче в Переделкине мы обменялись с ним последним рукопожатием.

Не хочется заключительную главу книги делать мавзолеем для ушедших друзей. Но боль утрат из сердца не выбросишь. Не сидят рядом со мной на стадионе Александр Васильевич Кожин, с которым более полувека назад мы мальчишками выбежали на поле и встали друг против друга, непримиримо скрестив руки на груди, он левый инсайд детской команды ЗКС, а я правый, команды МКС на Красной Пресне, ни Филипп Миронович Подольский, с которым мы вместе вспахивали футбольную целину в Норильске. Нет Арнольда Григорьевича Арнольда, Павла Павловича Тикстона, --">