Алексей Грашин - Отправляющимся в путь на лодке заката

выкрикнули злые, страшные слова во тьму и подняли ушебти, загодя спрятанных в песке вокруг города и Храма. Небольшие фигурки из глины превратились в чудищ ростом в шесть локтей, с телами женщин и головами львиц. Это неудивительно, чародеи Себека тоже могут превратить восковую фигурку крокодила в Хозяина вод, способного пожрать человека целиком. Вернее, раньше могли…

Не думай об этом, говорил себе Амено, шагая. Думай о деле. Будь писцом, будь рассудительным и твёрдым в намерениях, слуга фараона!

Он наступил в лужу чужой крови, чуть не поскользнулся, но отвернул взгляд и не уязвил сердце своё созерцанием деяния зла.

Успокойся! Вспомни Книгу!

Сделайся писцом!

Гласит Книга писца:

«Ты освобождён от повинностей, ты охранён от всяких работ, ты удалён от мотыги и кирки. Ты не будешь носить корзину, избавит это тебя от доли гребущего веслом. Ты удалён от тягот. Ты не будешь под многими господами, под многочисленными начальниками. Из всех дел и обязанностей – писец первый.

Писец – это тот, кто облагает Верхний и Нижний Та-Кемет; ты – тот, кто получает от них. Ты – тот, кто повелевает всей земле целиком; все ценности под началом твоим.

Сделайся писцом! Гладки твои члены, и станут руки мягкими. Когда ты выходишь, ты разодет, тебя возвеличивают, тебя вопрошают придворные. Когда ищут умелого – находят тебя. Сам рассуди, могут ли сравниться с искусством писца все прочие занятия и ремёсла. 

Прачечник стирает на берегу рядом с крокодилом. Неспокойное это занятие! Схватит его крокодил, и останется семья без кормильца. 

Воин приходит без посоха и сандалий, и он не знает, жив он или мёртв из-за дикого льва. Противник прячется в траве, враг готов к сражению, и воин идёт, взывая к своему богу: «Приди ко мне, спаси меня!..» 

Когда хлебопёк стоит, и печёт, и ставит хлеба в огонь, то его голова внутри отверстия печи. Его сын держит его ноги, но если однажды он выскользнет из рук своего сына, то он падает в печь. 

Меж тем причалил писец к берегу. Он распределяет урожай. Привратники следуют за ним с палками, а нубийцы – с прутьями. Они говорят земледельцу: «Подай зерно!», а его нет. Бьют они его яростно. Он связан и брошен в колодезь. Он захлёбывается, будучи погружён в воду вниз головой. Его жена связана перед ним, и его дети в оковах. Его соседи покинули их.

Если у тебя есть разум, будь писцом. Ведь ты осведомлён об участи земледельца. Знаешь ты это! 

Прекрати бездельничать и будь усерден! Вставай на твоё место! Книги уже лежат пред твоими товарищами. Возьми своё платье и позаботься о своих сандалиях. Читай прилежно книгу. Не проводи дня праздно, иначе горе твоему телу!»

Так гласит Книга и наставление, так сказано, было и будет испокон века.

Уже дыхание юноши стало успокаиваться, и дрожь не так сотрясала тощее тело, но новая мысль пронзила сердце:

Где твои товарищи, Амено?

Где они, пред своими книгами ли? Лежат ли на свитках, выронив каламы для письма из холодных пальцев, мёртвые, как и все, кого ты знал в жизни своей? Лишь ты, недостойный, спасся: избежал гибели, покинув братьев своих в час беды ради предвкушения любовной игры на циновке у воды в час шакала!

Где Ахати, дочь ткачихи, что ждала тебя? Пожрана львами. Лишь ты, недостойный, устремился во тьму речных тростников, нырнул в зловонный ил с головой, давя в себе панический вопль, и тем остался невредим!

Захлебнувшись рыданиями, Амено кинулся бегом.

 Пер анх, храмовый Дом жизни, в котором будущих служителей Себека искусные в своём деле учителя наставляли на путях чтения, письма, ритуалов поклонения божеству и магических обрядов, выгорел вместе с остальным городом и чернел впереди в мрачном безмолвии. Не слышны были у стен Храма и крики играющих детей, в которых набожные горожане, прислушиваясь, порой прозревали своё будущее. Дети с их родителями лежали на улицах и в домах тихи, печальны и мертвы – осквернённые, непогребённые, без надежды на загробную жизнь, если только кто-то не придёт и не упокоит их, как должно – все три с половиной тысячи жителей большого города, убиты злой волей врага. Лишь горячий ветер пустыни, поднявшийся с наступлением дня, завывал в переулках и бросался горстями песка на открытых пространствах.

Только сейчас Амено сообразил, что в опустевшем городе топот его сандалий и громкий плач разносятся на много десятков локтей, а учинившие бойню злодеи, скорее всего, ещё здесь – может, улеглись спать, довольные сотворённым ужасом, а --">