Юлия Зораховна Кантор - Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг.

Юлия Зораховна Кантор Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг

© Кантор Ю. З., 2017

© Политическая энциклопедия, 2017

Генетическая память Вместо предисловия

…Помню детские впечатления от первой прогулки с родителями по Царскому Селу. Воспетый Пушкиным парк, напоенный чуть горьковатым ароматом опавшей листвы, темные пруды, отражающие разноцветье деревьев, изящные мраморные статуи и пронизанные насквозь горизонтальными лучами сентябрьского солнца роскошные залы Екатерининского дворца. От сияющей красоты анфилад, старинной живописи и орнаментов инкрустаций, изысканной мебели и даже на вид хрупкого фарфора перехватывало дыхание, щекотало под ложечкой… Особенно потряс Большой зал – переливы золотых виньеток барочных стен, вспыхивающие искры хрусталя светильников, наборный паркет, «приглушенно» отражающий «объемный» плафон с хороводом ласковых божеств и льющийся в огромные окна свет из нарядного парка… Вечереет – музей закрывается. Уходим. И уже у выхода из роскошного зала – оглушающий удар, шок, почти физическая боль: у дверей, на треножнике стояло огромное черно-белое фото. Фото этого зала – изуродованного, превращенного в обугленные руины, каким оставили его нацисты в 1944 г. Этот нестерпимый контраст – цветной, впитываемой всеми органами чувств, гуманистичной красоты и черно-белого «стоп-кадра» человеконенавистнического варварства – врезался в память навсегда.

…Снимки дворцов и парков пригородов Ленинграда, сделанные сразу после их освобождения, можно было встретить во всех дворцах-музеях северной столицы до начала 90-х годов. Затем они исчезли – почти одновременно из всех музеев, появляясь лишь на выставках, посвященных войне и Победе, да на научных симпозиумах. А жаль: те снимки действовали красноречивее любых «беглых» рассказов экскурсоводов о военном лихолетьи. Глядя на них, тысячи разноязыких посетителей имели возможность увидеть, что делает с культурой война, порожденная чудовищной тоталитарной идеологией. И затем, оглядевшись по сторонам, восхитившись воссозданной красотой, даже самый нетронутый историческим знанием человек смог прочувствовать, какова цена – не материальная, но духовная – Победы. Победы над варварством.

Для меня же то острое детское впечатление, застрявшее в памяти, вероятно, стало первым эмоциональным импульсом к пробуждению интереса к теме «музеи во время войны». Эта почти мазохистская тяга к погружению в официальные документы, списки разрушенных, опустошенных оккупантами музеев и потом возрожденных из пепла, мартирологи уничтоженного национального достояния и редкие свидетельства обретения то затихала на какой-то срок, то возвращалась с прежней остротой. «С войной покончили мы счеты», – строка из советской песни и 70 с лишним лет спустя после Победы отнюдь не является аксиомой. Счет продолжается: горький список российских утрат, в частности в сфере культуры, не закрыт, увы, до сих пор. Исчезновение многовекового национального духовного достояния нации равносильно потере генетической памяти. Развязав войну против нашей страны, нацисты стремились не только «освоить восточное пространство», но и лишить народ этой генетической памяти, а значит, будущего.

Я писала книги и статьи о Второй мировой войне и предвоенном времени, неизбежно «натыкаясь» на следы «музейной» темы. Темы, казалось бы негромкой и непафосной. Увы, оставшейся в тени более броских сюжетов военной эпопеи. Хранители и реставраторы, экскурсоводы и технические сотрудники больших и малых музеев – все они находились на передовой невидимого фронта, фронта защиты национальной и мировой культуры. Как проходила эвакуация, каковы были официальные планы «разгрузки» музеев на случай войны и как их откорректировала реальность? Как принимали эвакуированных коллеги в тылу, куда размещали прибывшие сокровища? Как проходила «консервация» тыловых музеев, чьи помещения экстренно занимались госпиталями и другими военными учреждениями? Какой была повседневность музейщиков блокадного Ленинграда, когда предметы военного быта стали восприниматься как артефакты и кто инициировал их сбор? Как определялся ущерб, нанесенный отечественной культуре, и как планировалось его возмещать? Я искала ответы на эти и многие другие вопросы – в России и странах постсоветского пространства, в Германии и Финляндии… В разрозненных архивных коллекциях, в обрывочных и зачастую --">