Миртл Андреевна Либерман - Сэкигахара: фальсификации и заблуждения

зрителей, что восхвалять и бичевать 400-летние политические трупы — насущное, актуальное и необходимое дело.

Убеждение ведется прежде всего драматургическими средствами.

В XVII веке иезуиты заказывали европейским драматургам пьесы о доблестных самураях-христианах. Главными героями были Хосокава Грация, Кониси Юкинага, Тоётоми Хидэёри — Лопе де Вега изобразил его тоже христианином [145, с. 234]. Сейчас муниципалитет японского города обращается к NHK с предложением снять сериал про даймё, который там правил

— это государственная кампания для привлечения туристов [188]. К сериалу приурочиваются манга и научные монографии, шоу для туристов и выпуск сувениров.

В Японии есть публицистическое клише, что Сэкигахара — это не про военное дело, это про людскую психологию: даймё воевали из личной неприязни. Зарубежные авторы выбрасывают лишних персонажей, исходя из предпосылки, что читателю неинтересно, как самураи жили, воевали и правили — читателю интересны стереотипы и обличения. Эта литература целиком и полностью направлена на некритичное эмоциональное восприятие и исчерпывающе описывается одной фразой: «Я люблю вождя, я осуждаю его врагов».

Мы в этой книге займемся именно расследованием, а не раздачей моральных оценок. Многие авторы описывают Сэкигахару в рамках идеологии бусидо, но никто еще за пределами Японии не искал доказательства, какие именно действия совершили участники войны 1600 г., а что — поздняя выдумка.

Деятель прошлого «прав» или «виноват» в зависимости от того, какой образ власти нужен текущим японским политикам. Осуждение сёгунов работает на репутацию творцов революции Мэйдзи и их потомков, которые правят сейчас. Образ храбрых воинов Симадзу работает на репутацию политиков, вышедших из этого самурайского клана — Таро Асо и ряд других премьер-министров. Идея наследственной власти обосновывает положение современных правящих династий — и дискредитирует Токугаву Иэясу.

«Многие видят в нем оппортуниста, который воспользовался смертью Хидэёси и юным возрастом наследника Тоётоми, чтобы украсть для себя приз — власть, в итоге присвоив революционные новшества Нобунаги и Хидэёси», — пишет американский историк Морган Пителка [158, с. 19], передавая идеологический штамп эпохи Мэйдзи.

Последний сёгун отрекся в 1867 г., а на следующий год Муцухито уже открыл в Киото два новых храма, посвященных Оде Нобунаге и Тоётоми Хидэёси. Новую государственную политику объявили возвратом к проектам Оды и Тоётоми. Объявили, что революция состоялась благодаря Оде — это он создал сословие самураев, которые осуществили наконец его проект вестернизации Японии.

Армию сделали призывной, и государству требовался образ простого солдата, сделавшего блестящую военную карьеру [172, с. 133]. Новое правительство возродило проект Тоётоми Хидэёси — захват Кореи и Китая. После «возвращения земель императору» самураи остались без средств; западные кланы взяли пример с предков, пытавшихся захватить Корею [265, с. 70–78].

В эпоху Мэйдзи критиковали само использование организаторских способностей. Описания, как Токугава Иэясу пришел к власти, пестрили негативными оценками: Токугава прекрасно подготовился, тщательно продумал, хорошо организовал, умело воспользовался…

Инструктор Генерального штаба в 1880-х, прусский майор Якоб Меккель, учил японских военных, что нужно действовать не раздумывая. Предложения Меккеля были вписаны в идеологию бусидо. Оду Нобунагу изображали любителем риска, азартно бросающимся в бой. Деятелей революции Мэйдзи ставили в пример безрассудства «во имя императора». Правительство и пресса называли победу японцев в Русско-японской войне результатом японской храбрости и самопожертвования «во имя императора» [271, с. 165, 169].

Тактика, которую преподавал Меккель — безрассудно жертвовать пехотой — привела к огромным потерям Японии в Мукденском сражении (1905) и Германии в боях за Фландрию в Первой мировой войне [146, с. 41]. Спустя 60 лет после уроков Меккеля японское командование придерживалось той же тактики: по уставу японской армии Сэндзинкун (1941) бойцы должны были «храбро и с радостью встречать смерть, выполняя приказ. Каждый должен быть полон решимости в любой момент пожертвовать собой. Умирать, но не сдавать позиций… Не сдаваться ни при каких обстоятельствах» [51].

Идеология ХХ века велит японскому воину безрассудно броситься в бой и умереть за интересы элиты. --">