Борис Акунин - Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

Борис Акунин Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

Рецензенты:

М.В. Бабич, доктор исторических наук

А.Б. Каменский, доктор исторических наук (НИУ ВШЭ)

И.В. Курукин, доктор исторических наук (РГГУ)

В оформлении использованы иллюстрации, предоставленные агентствами МИА «Россия сегодня», Diomedia и свободными источниками

© B. Akunin, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Предисловие

Русский восемнадцатый век – эпоха во многих отношениях примечательная.

Прежде всего тем, что после долгого цивилизационного дрейфа между Западом и Востоком страна, кажется, определилась со своей геополитической позицией. В глубокой древности Русь была органичной частью Европы, после монгольского завоевания стала частью Азии, потом, восстановив независимость, опять начала постепенно двигаться в сторону Европы – и вот в 1700-е годы наконец приняла тот евразийский облик, который с тех пор уже сущностно не менялся. Страна стала и Европой, и Азией – или, если угодно, не Европой и не Азией, а Россией, культурно-государственной конструкцией, в которой причудливо, но по-своему логично соединились черты «азиатской» и «европейской» моделей. Перетягивание каната между двумя этими компонентами, вечное чередование реформ с контрреформами становятся константой и доминантой российской политики.

Еще важнее то, что Россия превратилась не просто в евразийского метиса, а в евразийскую империю, то есть в государство активного, экспансионистского типа, стремящееся расширяться в обоих направлениях – и европейском, и азиатском. Вся логика и механика такого государственного устройства нацелена на территориальный рост, на навязывание себя сопредельному миру; империя всегда «газообразна», она распространяется во все пределы, в которые может распространиться, если не встречает прочной преграды. Восемнадцатое столетие демонстрирует нам, как неумолимо и последовательно заработал этот принцип, как новая Россия взвалила на себя бремя имперскости и потащила его, невзирая на личные убеждения правителей, среди которых попадались и люди вполне мирные. Ничего не поделаешь: основная деятельность империи нацелена не внутрь страны, а вовне – иначе зачем тратить столько сил и средств на содержание могучих вооруженных сил?

Два главных обретения восемнадцатого века – имперская энергетика и концептуальная евразийскость – в известном смысле определили всю дальнейшую судьбу России, однако политическая жизнь этого столетия интересна нам и другими своими новациями.

Например, тем, как верховная власть столкнулась с болезненной проблемой кризиса сакральности. В предыдущих томах много говорилось о том, что «ордынская» модель, основанная на тотальной, ничем не ограниченной власти монарха, немыслима без обожествления этой фигуры, фактически идентичной государству (само слово «государство» в русском языке происходит от «государя»). Однако после смерти Петра начинается чехарда весьма сомнительных и даже скандальных венценосцев, не осененных никаким «божественным правом». По сути дела, в 1761 году на смену русской династии Романовых пришла немецкая династия Гольштейн-Готторпов, оставившая прежнее название. Еще поразительнее то, что страной извечного «домостроя» почти все время правили женщины. Как написал о восемнадцатом веке в сатирической «Истории России от Гостомысла» А.К. Толстой:

Тут кротко или строго

Царило много лиц,

Царей не слишком много,

А более цариц.

Феномен женского правления в мизогинистской стране сам по себе очень любопытен, но в исторической перспективе много важнее изменение общественной роли женщин, произошедшее именно в эту эпоху.

Очень интересна также механика перевода относительно простой «ордынской» модели государственного устройства в более сложный формат самодержавно-дворянской монархии, лучше соответствовавший требованиям нового времени.

Еще одна увлекательная, драматическая тема – эксперименты верховной власти по части возможного и невозможного. Мы посмотрим, как субъективное сталкивалось с объективным, как личные устремления и мечты формально неограниченного властителя разбивались о реальность. Восемнадцатый век наглядно продемонстрировал, что в империи такого склада единственный вроде бы свободный человек, ее правитель, на самом деле тоже не волен в своих поступках, а если не понимает этого, платит --">