Валерий Александрович Замыслов - Горький хлеб (Часть 2)

очами сверкнула.

- Не замай!

- А ты не серчай. Я вона какой ядреный. Девки меня дюже любят. И ты приголубь, ягодка. Три рубля отвалю, - заворковал Кирьяк и снова облапил бабу.

Устинья что есть сил жамкнула крепкими зубами мясистую волосатую руку. Кирьяк больно вскрикнул и отпустил бабу. На руке выступила кровь.

- У-у, стерва! - вознегодовал приказчик и, схватив тяжелую чарку со стола, ударил бабу по голове.

Устинья охнула и осела на пол.

- Вот так-то, нечестивая! - по-звериному прорычал Кирьяк и потащил бабу на широкую лавку.

...В дверь тихонько постучали. Приказчик босиком прошлепал к двери и отомкнул крючок.

В избу вошел староста, глянул на пьяную бабу, часто закрестился.

- Эк, блудница, развалилась.

- Ты ее водичкой спрысни, Митрий. Чевой-то сомлела баба. Маленько поучил рабу, кабы не сдохла.

- Ай-я-яй, ай-я-яй, - засуетился староста. Зачерпнул ковш студеной воды из кадки и подошел к Устинье. "Экое тело благодатное, прости осподи, греховодно подумал старик.

- Лей, чево рот разинул. А, может, и сам бабу сподобишь? - хохотнул Кирьяк.

- Упаси бог, батюшка, - поспешно проговорил Митрий и выплеснул воду на лицо бабы.

Устинья застонала, качаясь всем телом, привстала на лавке. Староста кинул ей ветхий крестьянский зипун.

- Облачись, да в свою избу ступай.

Устинья словно во сне, ничего не видя перед собой, натянула на голое тело мужичий зипун. Наконец пришла в себя, подняла голову на приказчика. Тот попятился от ее взгляда - жуткого, леденящего.

- Ох, и зверь же ты, приказчик. Надругался хуже татарина, - чуть шевеля губами отрешенно и скорбно, выдавила Устинья.

- Убирайся, баба. Не злоби душу мою, - лениво проворчал Кирьяк, натягивая на босую ногу кожаный сапог из юфти.

- Уйду, злыдень. Да только и ты со мной.

Устинья поднялась с лавки, шмыгнула к столу и зажала в кулаке острый широкий хлебный нож.

- Умри, ирод! - воскликнула Устинья и метнулась к насильнику.

Кирьяк, однако, хоть и был во хмелю, но успел перехватить руку обезумевшей бабы. Нож слегка лишь царапнул по его широкой груди. Кирьяк пнул коленкой бабу в живот. Устинья скорчилась от боли и выронила нож.

Приказчик после этого вконец рассвирепел и крикнул холопов с улицы.

- Тащите женку на сеновал!

Холопы, посмеиваясь, поволокли упиравшуюся, дико орущую Устинью во двор.

Вдоволь наглумившись над бабой, хлопцы выкинули ее голую на улицу. Не вынеся позора, Устинья прямо через всю деревню бросилась к реке и, не раздумывая, кинулась в черный глубокий омут.

Глава 11

"ИЛЬЯ ПРОРОК"

Нелегко бы пришлось в тот час и Василисе - дочери Устиньи. С глазами, налитыми кровью, приказчик шумел, бранился. А затем осушил еще три чарки медовухи и приказал холопам привести к нему Василису:

- На чадо бунташной крестьянки глянуть хочу!

Спасла девушку Сидоровна. Что было сил пустилась она к Устиньиной избе, вбежала и, держась рукой за грудь, задыхаясь, выпалила:

- Ой, беда, Василиса! Беги, дитятко, в лес. Шибко разгневан батюшка Кирьяк. Прознал про тебя приказчик. Холопей за тобой снарядил. Поспешай, родненькая.

- А матушка как же? - оставаясь в неведении, вопросила Василиса.

- Потом, потом дитятко. Торопись.

Василиса послушалась. Наскоро собрала узелок и огородами, мимо черных приземистых рубленок-бань побежала к лесу.

Долго бежала Василиса узкой лесной тропой, а когда опомнилась, лес стоял перед ней стеной - темный, сумрачный, лохматый, с мшистыми обвисшими лапами.

Заметно темнело. Серели на прогалинах густые сумерки. А вскоре и вовсе в лесу стало черно. Загудели, завыли на разные голоса вершины, обильно посыпая легкой хвоей мочежины. Надвигалась первая вешняя гроза.

Жутко стало Василисе. Забралась под еловые лапы, затаилась.

Над головой вдруг что-то ухнуло протяжно и гулко. Вздрогнула Василиса, крестное знамение сотворила. А на лицо наплывало что-то черное, мохнатое. Девушка к ели прижалась. Уж не леший ли в смолистых, ветвях запутался и протягивает к ней руки. Пронеси, господи!

Нет, слава богу, это ветром колючую лапу колышет. Василиса поджала под себя ноги в лаптях, прикрыла их подолом льняного сарафана, но тотчас опять вскочила. Батюшки! Дождь хлещет, а узелок на тропе остался.

Выбралась Василиса из-под ели и разом взмокла вся. Принялась шарить рукой по мягкой мшистой тропе и снова вдруг перед самым лицом что-то задышало, затем лизнуло в щеку, всхрапнуло и тонко заржало.

Василиса вконец перепугалась, вскрикнула и повалилась на тропу. --">