Лев Рэмович Вершинин - Гопакиада

лучше, само собой, магната. Именно он в 1618-м жег единоверную Москву под знаменами королевича Владислава, в 1621-м совместно с поляками остановил под Хотином турок, выговорив за это увеличение реестра вдвое (до 8 тысяч). Однако когда дело было сделано, реестр — под благовидным предлогом, разумеется, — был вновь урезан, что в итоге привело Сагайдачного к инфаркту, а казаков в бешенство. В 1625-м дело дошло до открытого столкновения у Курукового озера, после чего Варшава, решив не обострять, пошла на компромисс с реестровыми (амнистия + увеличение реестра до 6000), но, естественно, категорически отказалась от уступок всем прочим. А привилегий и, главное, жалованья хотелось всем. В итоге возник странный, сам себя учредивший тяни-толкай по имени «королевское нереестровое войско запорожское», учинивший в 1630-м очередной мятеж. На сей раз — с учетом опыта Косинского и Наливайки — позвав «на общее дело» самые широкие слои населения, недовольные уже не только зажимом «отеческой веры», но и ростом панских претензий. Не имея достаточно сил (только-только завершилась война со шведами и началась война с Россией) и реально оценив затраты на подавление, польское правительство пошло на хотя и весьма умеренный, но все же какой-никакой компромисс. Реестр увеличили до 8000, как при Сагайдачном, а в 1632-м на сейме в Варшаве официально признали право на существование «восточной церкви», утвердив митрополитом Петра Могилу, иерарха толкового, в равной степени преданного и православию, и Варшаве (он был представителем молдовской линии уже упоминавшегося рода Мовилэ).

Однако далее лежала красная черта. Ни о каких политических правах, тем более ни о каком допущении в сейм или хотя бы признании казачества особым военным сословием Варшава ни говорить, ни даже слышать не желала.

Между тем вопрос стоял намного жестче, нежели за 30 лет до того. Если Косинский и Наливайко хотели только жалованья, послаблений в религиозных вопросах и чтобы их уважали, то в первой трети XVII века речь шла уже о самом главном — о земле. Право безоговорочного владения землей в Речи Посполитой принадлежало магнатам и шляхте — естественно, католикам. Православные — даже очень зажиточные и заслуженные — были связаны кучей условий, юридических закорючек и стойких предубеждений власть имущих, а вырваться в люди, приняв католичество, в те религиозные — трудно для нас понятные до конца — времена было вариантом далеко не для каждого. Беспокойство за свои земли, расположенные на берегах Днепра, усиливалось тем более, чем яснее реестровые понимали, что теперь, когда (согласно Люблинской унии) Киевское княжество отошло от Литвы к Польше, миграция польской шляхты на periferia (фактически мирный крестовый поход за торжество «истинной веры») чревата конфискацией земель у туземцев, что бы ни говорили на эту тему законы. А понимая, пытались получить от властей гарантии в виде все того же фиксированного статуса. Мотивируя тем, что, типа, оружие тоже носим и воюем не хуже шляхты, — так почему?!

Что интересно, на самом-самом высшем уровне претензии эти особых возражений не встречали. В конце концов, они были справедливы — «зимовые» требовали ровно того, чем обладали и что защищали. Кроме того — и главное! — пойдя навстречу, корона получала бы свое — собственное и достаточно неплохое — войско, опираясь на которое могла бы противостоять магнатам, понемногу лишающих королей власти. Однако именно по этой причине все шевеления монархов из династии Ваза (и Сигизмунда, относившегося к казакам спокойно, без особых предубеждений, и Владислава, открыто им симпатизировавшего) в этом направлении немедленно блокировались олигархией. Магнаты-сенаторы вовсе не собирались «законно» уступать реестровым земли, которыми те — хотя и считали своими, но — юридически владели в основном на правах аренды. Мелкая же шляхта, мечтавшая получить поместья на periferia на правах магнатских вассалов, заранее ненавидела «схизматиков», не по праву владеющих ее будущим имуществом. Так что, не говоря уж об «уравнении в правах», вопрос о чем ни разу не ставился на рассмотрение, даже расширения реестра, обещанного под Москвой лично Владиславом, королю добиться не удалось, и многим «нереестровым» пришлось вновь становится либо уходить «на низы», либо возвращаться «под пана», а для контроля и учета польское правительство построило на Днепре крепость Кодак. Ее, правда, разрушили сами же реестровые, затем --">