Сергей Васильевич Карпущенко - Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх

кончим угнетателей, иначе история нам не простит промашки!

- Правильно! Правильно! - раздалось сразу несколько голосов, а шустрый с виду, низенький Петр Войков спросил, обращаясь к Юровскому:

- Яша, а как ты их казнить собрался? Где? Или на поляну лесную вывезешь, а там и кокнешь?

- Зачем же на поляну? - нехорошо улыбнулся Юровский, почесав нос. Там, в "Доме особого назначения" и порешим. Есть у меня верные люди, которые врагов трудового народа ненавидят люто, - Медведев, Ваганов да Никулин. Голощекин Шая, уверен, со мной пойдет, а вдобавок возьмем с собой пленных мадьяров, дадим винтовки. Пусть помогут. У них к русскому царю и его выродкам никакого сожаления не будет - штыками на славу поработать смогут. Ночью я объявлю арестованным, что их переводят в другое место. Все оденутся, а после спустим во двор, в полуподвал введем, а там и приведем наш приговор в исполнение. Я рядом с домом автомобиль поставлю так, что когда палить начнем, то шум мотора выстрелы заглушит. Ты же, Петруша, сказал Юровский, обращаясь к одному лишь Войкову, - талантливый, я слышал, химик. Вот и покумекай, похимичь, как бы потом тела убитых так обработать, чтобы неузнаваемы были. А то ведь неровен час, откопает кто-то да и сделает из останков мощи. Русским же все равно, кому молиться: на живого царя, на мертвого ли - без разницы.

- Ладно, сделаю, - серьезно ответил Войков. - Кислоту в аптеке купим, побольше, керосину, чтобы тела облить да сжечь. Это все несложно. Только вот куда везти?

- Мертвых-то? - не понял Юровский. - Да я уж место присмотрел. Хорошее такое место. В семнадцати верстах от города деревня есть одна, Коптяки. Там урочище Четырех братьев с заброшенными шахтами, из которых раньше руду копали. Туда и бросим, бомбами ручными закидаем, а перед этим покоптим тела, кислотой обработаем, вот и исполним распоряжение правительства. И попрошу дорогих товарищей отбросить все сантименты. Пусть каждый Ходынку помнит, Кровавое воскресенье, скорбь, нужду трудового народа, издевательства властей. Без всякой жалости Николая Кровавого казнить будем! Его и все царское отродье!

Горячая речь Юровского на всех, кто прежде сомневался, произвела должное впечатление. Будто один этот уверенный и смелый человек брал на себя все их страхи и сомнения, еле слышные угрызения совести, опасения в том, что убийц бывшего царя, убийц его жены и детей люди будут проклинать долго, возможно, вечно.

Повеселели. Принялись живо обсуждать детали скорого дела, радовались от осознания собственной смелости и лютой ненависти к царизму, плескали в стаканы самогон с удвоенным усердием, а когда укоры совести самых совестливых людей этой компании были загнаны в самый дальний угол их холодных сердец, то из другого угла вместе с пьяной счастливой волной стала выплывать и добрая теплая мысль о том, что участие в таком серьезном и важном для страны деле правительством никогда забыто не будет...

Но никто из этих людей не знал, что каждое слово их горячих речей было услышано и намотано на ус одним человеком, находившимся в соседней комнате и приникшим ухом к дырочке в стене, нарочно прокрученной им уже с месяц назад. Человек этот на словах являлся преданным борцом за счастье трудового народа, но на самом деле показных своих убеждений стыдился и находился в тесной связи с теми, кто имел взгляды совсем другие. И вот едва этот человек услышал, до чего договорились члены Уральского Совдепа и ЧК, как тут же поспешил выйти из дома, где проходил "военный совет", быстро пошел на окраину Екатеринбурга, на котором каменных домов уже было немного и за высокими штакетниками стояли деревянные постройки городской бедноты рабочих, мелких торговцев, извозчиков. Калитку одного из дворов он смело отворил, будто делал это не раз, на крыльцо взошел тоже безо всякого смущения или сомнения, хотя и оглянулся перед тем, как толкнуть незапертую дверь. И едва очутился в горнице, прокуренной не меньше, чем "зал для заседаний" Уральского Совдепа, как тут же взволнованно заговорил, обращаясь сразу ко всем собравшимся здесь мужчинам:

- Все, господа, на сегодня назначено! Подлежат уничтожению все члены семьи Николая Александровича! Все без исключения.

- Как, даже малолетнего царевича пощадить не захотели? Княжон?! - чуть не задохнулся от удивления и злобы вскочивший из-за стола человек, высокий, стройный, с лицом благородным, тонким, только искаженным сильной ненавистью.

- Никого! - кивнул пришедший и в течение пяти --">