Василий Хомченко - Облава

исторических ценностей... - мысленно повторил Владимир Ильич. - Да это же по ведомству Луначарского!" И он наконец вспомнил: не так давно нарком просвещения Луначарский заходил к нему с готовыми мандатами, где была именно такая формулировка. Вот почему в секретариате не нашли никаких следов.

"Мы рассылаем уполномоченных по губерниям, - сказал тогда Луначарский, - и они будут иметь дело не только с учреждениями, подчиненными нашему наркомату. Поэтому мандат должен иметь более авторитетную силу. С мест идут тревожные сигналы, некоторые местные товарищи изрядно наломали дров - закрывают и даже разрушают соборы, и уже немало утрачено исторических памятников и ценностей..."

Луначарский был в своем кабинете, когда ему позвонил Ленин.

- Знаю Сорокина, - ответил на вопрос Ленина. - Большевик. Интеллигентный и ученый товарищ. Историк, искусствовед, отменный специалист по византийской культуре и по русским древним иконам.

- На этого специалиста-византийца поступила жалоба.

- От какого-нибудь попа?

- Не знаю, от кого, но если написанное соответствует действительности, вашего специалиста по иконам надо судить как бандита.

- Не верю. Что бы о нем ни писали, не верю. Сорокина я хорошо знаю и могу поручиться за него головой.

- Дорогой Анатолий Васильевич, вы раздаете столько поручательств, что впору опасаться за вашу голову. Берегите ее. Зайдите, пожалуйста, ко мне, дам прочесть жалобу.

Луначарский пришел через полчаса и, едва поздоровавшись, тут же вроде и забыл, что его привело в кабинет к Ленину, - принялся рассказывать о суздальском художнике-самоучке:

- Понимаете, человек почти неграмотный, а - гений. Самородок, у него дар от бога. Рисует на картоне, досках, бересте, стекле. Рисунки продавал на рынке за гроши. Над ним смеялись, в Суздале-то богомазов хоть отбавляй. Покупали сердобольные, из жалости к художнику. И случайно на него наткнулся один петроградский профессор. Собрал его работы, привез в Москву. Я сегодня посмотрел эти работы. Примитив, но гениальный! Глаз не оторвать. Оранжевые избы, деревья в синем инее, красные снегири на дереве, а из трубы дым зеленый... Черт знает какое торжество красок, буйство фантазии! Смелость, неожиданность в колорите... Вы любите детские рисунки?

- Люблю. - Ленин, внимая этому восторженному рассказу, смотрел на Луначарского с открытой заинтересованной улыбкой. Он хорошо знал своего соратника и товарища как человека увлекающегося. - Однако, дорогой Анатолий Васильевич, о зеленом дыме потом. Сейчас вот это прочтите.

Луначарский взял письмо, повертел его так и этак, но читать не стал он все еще был под впечатлением недавно увиденных работ суздальского художника.

- А сколько таких талантов еще не обнаружено, не замечено! Надо без промедления искать их, помогать, учить. - В кресло он так и не сел, письмо начал читать стоя: - "...советскую власть мы числим своею и желаем ей... Вы прислали к нам каких-то партийцев-грабителей... Войдут в хату, приставят ко лбу револьвер и требуют..." Ну, это чепуха, поклеп, - не выдержал он. Сорокин на такое не способен. Да у него и револьвера не было. Он интеллигент!

Дочитывал письмо Луначарский молча, сосредоточенно, не отрываясь. Прочел, положил на стол.

- Тут что-то не то, Владимир Ильич. Собрания проводить, выступать на них с лекциями мог. В это верю. Остальному не верю. Клевета! За Сорокина ручаюсь... головой.

- Мандат Сорокину я подписал? - спросил Ленин.

- Нет. Только моя была подпись, - ответил Луначарский.

Легкая усмешка, с которой Владимир Ильич наблюдал за Луначарским, так и не исчезла. Этого первого в мире пролетарского министра - наркома просвещения и культуры, человека мягкого, скромного, даже излишне скромного, эрудита, однако и упрямого, когда касалось каких-то принципиальных вещей, доверчивого к людям, и опять-таки излишне доверчивого, Ленин не просто уважал, а любил. Рад был его видеть, говорить с ним, спорить, а споры возникали часто. Вот и сейчас он испытывал радость. Встал, подошел к креслу, в которое наконец-то сел Луначарский.

- Так говорите, Анатолий Васильевич, художник гениальный? Дым зеленый, иней синий...

- Зеленый.

Они встретились взглядами, какое-то время так и смотрели друг другу в глаза, потом оба разом рассмеялись, чувствуя, что им хорошо, приятно и что оба рады этой встрече и этому разговору.

- Зеленый дым на фоне красного с синим неба. Дым, как густая крона ветлы... Я предложил устроить в Москве его вернисаж. Показать --">