Андрей Леонидович Никитин - Над квадратом раскопа

крутым откосом на много метров вверх, образуя цепь высоких холмов. Там начиналась уже мокрая тундра — с озерцами, бесконечными болотами, высокими кочками с торфяной жижей между ними, прикрытой пружинящей сеткой полярной ивы и цветущего, одуряюще пахнущего багульника. Эти холмы были первой ступенью гигантской лестницы морских террас, уходящих в глубь полуострова от современного берега. На их плоскостях лежали лужи застойных болот, оставшиеся от заливов древних морей, и поросшие лесом гряды столь же древних дюн, отмечающие прежние береговые линии.

Всякий раз при взгляде на эти террасы мне приходила мысль, что здесь, на берегу, время представало особенно зримо, — время не человеческое, а геологическое, земное, воплощенное в этих плоскостях, каждая из которых отмечала собой определенный отрезок прошлого с интервалом в две-три тысячи лет.

Причина такого явления коренилась в особенности последнего ледникового периода. Тяжелый ледяной щит последнего оледенения за десятки тысячелетий своего существования вдавил в глубь земной коры северную часть Скандинавии и собственно Кольский полуостров. Сравнительно с общим периодом оледенения потепление здесь наступило внезапно. Лед таял, и давление ослабевало быстрее, чем выпрямлялась земная кора. Единый когда-то массив трескался, делился на гигантские блоки, одним из которых стал Кольский полуостров. Он поднимался рывками, с внутренними сдвигами, разломами, остановками, во время которых и происходило образование этих террас. Так что каждая терраса — свидетельство очередной остановки в поднятии суши над уровнем моря.

Но и этот процесс был не однозначным. Как полагают многие ученые, наряду с поднятием суши, освобождавшейся ото льда, происходили колебания уровня моря, то совпадающие с движением суши, то противоположные ему.

Два шага назад, шаг вперед — примерно так отступало море; два шага вверх, шаг вниз — так поднималась суша. На самом же деле эти движения были во много раз сложнее. На них влияли другие процессы, воздействовали подземные силы, то замедлявшие, то ускорявшие поднятие… Менялся в это время и климат. Он то способствовал снова развитию ледникового покрова в горах, то уничтожал остатки зимних снежников намного раньше, чем в наши дни. Бывали периоды, когда дубы и липы росли возле Полярного круга, в теперешней тундре поднимались леса, а температура воды Белого моря была такой же, как летом на берегу Рижского залива…

Я шел по третьей гряде дюн мимо обширных песчаных котловин, и то тут, то там взгляд скользил по россыпям белого колотого кварца. Они казались естественными на фоне красно-коричневого песка, пестрой гальки, и, вероятно, я еще долго бы не задумался над тем, каким образом появились здесь эти осколки, если бы тропа не привела меня к большому песчаному выдуву. И, словно подчиняясь приказу опытного режиссера, ожидавшего именно этого мгновения, редеющие облака на несколько минут раздвинулись, обнажив белесую голубизну полярного неба, и невесть откуда возникшее солнце вонзило свои лучи в песок и море, высветив картину, которая всегда будет стоять в моей памяти.

Омытые дождями, обдутые и очищенные ветром лучше, чем рукой археолога, прямо на песке лежали кучи черных камней, отмечая места древних очагов. Их было здесь около десятка, они протянулись цепочкой по дюне параллельно морскому берегу, а вокруг каждого из них, словно очерчивая территорию древнего жилища, в лучах солнца сверкали обломки кварца и горного хрусталя.

Зрелище было сказочно великолепным. Все искрилось от капель влаги, играло красками — и густо-зеленая с белыми и розовыми пятнами тундра, и желтый, белый, коричневый песок с разноцветной галькой, и пенные гребни накатывающихся волн.

Сбросив рюкзак и шагая от очага к очагу по этой волшебной сцене, я впервые выбирал из россыпи кварцевых осколков маленькие скребки и скребочки, проколки, ядрища, какие-то орудия, напоминавшие небольшие долотца, плоские, вышлифованные углом ножи и граненые наконечники копий и гарпунов из сине-серого шифера. Рядом с очагами лежали шлифовальные плиты из красного и розового крупнозернистого песчаника, топоры и тесла из черного роговика и синеватого сланца, припасенные для таких же орудий, и даже два обломка наконечников стрел из плотного бледно-розового кремня, попавшего сюда, вероятнее всего, с берегов Северной Двины.

Потом мне не раз случалось находить на берегу такие вот --">