Елена Александровна Рыдзевская - Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв.

переводами договоров Новгорода и Пскова с городами и государствами Северной Европы и Германии^[8].

В статье, посвященной топонимике как источнику для изучения роли норманнов на Руси, Рыдзевская вступила в дискуссию с крупнейшими зарубежными филологами Р. Экбломом и М. Фасмером по поводу этимологии древнерусской ономастики, относимой этими исследователями безоговорочно к скандинавам, и ее интерпретации^[9]. И в этом исследовании она пришла к выводу, который стал рефреном в ее творчестве: «Прежние историки, занимавшиеся варяжской проблемой, преувеличивали значение прямого заимствования, между тем как во многих случаях можно ставить вопрос о явлениях параллельного стадиального развития. Отнюдь не отрицая целиком возможности заимствования, например, отдельных слов и терминов и засвидетельствованного ими культурного общения, приходится тем не менее относиться строго критически к той исторической схеме, согласно которой все, что имеется сходного, будь то в области права или в какой-нибудь иной, принесено на Русь извне норманнами как основателями русского государства»^[10]. Это замечание относилось автором не только к буржуазным исследователям, но и к такому крупному историку-марксисту, как М. Н. Покровский.

Изучение топонимических данных как источника по истории Древней Руси Рыдзевская продолжила в работе, посвященной древнерусскому социальному термину «смерд»^[11].

Известиям о Руси в скандинавских сагах посвящена работа Рыдзевской, опубликованная в 1935 г. Ее основной темой было изучение легенды саги об Олаве Трюггвасоне о крещении последним киевского князя Владимира Святославича^[12]. К этому сюжету до нее обращался А. И. Лященко^[13], однако метод, каким он получил в принципе верный вывод о фантастичности предания, равно как и определение хронологии саги, ее не удовлетворили.

В этой работе Рыдзевская сформулировала новый принцип в исследовании «Россики» скандинавских саг, что явилось развитием мысли ее учителя, Ф. А. Брауна, о существенных особенностях различных групп источников (рунические надписи, саги, латинские источники) и их отношении к различным слоям социальной и культурной среды в Скандинавии «в смысле своего возникновения, распространения и представляемого ими интереса». Рыдзевская писала: «С этой точки зрения Rossica древнесеверных саг отнюдь не однородна, а простого хронологического распределения и приурочения ее недостаточно. Для всесторонней оценки ее значения как одного из источников по так называемому начальному периоду русской истории одной из очередных задач мне представляется попытка наметить в ее составе определенные комплексы преданий в зависимости от места, занимаемого ими в древнесеверной письменности и в кругу отражаемых ею жизненных и литературных интересов»^[14]. К сожалению, исследовательница смогла изучить в сагах только один комплекс византийско-русско-скандинавских отношений, связанный с крещением Руси. Позднее ею были выполнены тематические подборки известий саг по различным сюжетам из русской истории, но они не были развернуты в комплексные исследования.

Рыдзевская сознавала важность выработки правильного взгляда на известия исландских саг как источника по истории Древней Руси, поскольку от этого зависело использование их в историческом исследовании. Исследовательница четко изложила свою точку зрения на данный вопрос в названной статье о саге об Олаве Трюггвасоне: «Неудовлетворительность известий о Руси зависит, во всяком случае, не от того, что саги представляют собою «поэтические произведения, далекие от историко-географических интересов», как говорит о них В. А. Брим. К исландским сагам исторического типа это совершенно не применимо. Они являются памятниками вполне реального характера; топографические сведения в них большей частью очень точные и определенные; значение их как исторических источников, богатых чрезвычайно ценными социально-экономическими данными, как нельзя более очевидно. Дело не в «односторонней ориентации исландской письменности в сторону литературного оформления сюжета» и не в стремлении к художественной отделке и занимательности в ущерб фактической стороне происшествий, как полагает В. А. Брим; такая характеристика справедлива в отношении романтических, сказочных саг позднего литературного типа (так называемых Fornaldar-sogur Norðrlanda), но не классических Islendinga- и Konungasоgur. --">