Юрий Васильевич Буйда - Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками

В Лувр мы ее, конечно, не поведем, а в Большие магазины обязательно. Ну и всякое такое: Нотр-Дам, Ла Шапель, Елисейские поля, Эйфелева башня, Монмартр... Я забронировал отель на Монпарнасе. Надо встретить, сынок. Она по тебе скучает.

— Конечно.

Прошло почти пятнадцать лет со смерти матери, и боль утраты притупилась. Да и о бабушке Виталий почти не вспоминал, целиком захваченный своей новой жизнью. В последнее время он и Май — так звали его жену — решали, стоит ли им заводить ребенка или повременить. Май нравилась сдержанность мужа, хотя иногда ей казалось, что он слишком рассудочен и холоден.

После разговора с отцом Виталий рассказал жене о Бабане.

— Умный не забудет, мудрый простит, — сказала Май. — Но ведь я ее не знаю.

В середине апреля Виталий и Май встречали гостей из Москвы в аэропорту «Шарль де Голль».

Бабаня всплакнула, поцеловав наконец внука.

Она сморщилась, съежилась, стала еще меньше.

— Жена-то у тебя черненькая, что ли? — спросила она, понизив голос.

— Ее дед с бабкой приехали из Вьетнама.

— Ну, раз из Вьетнама, тогда пускай...

Обедали в ресторане неподалеку от Люксембургского сада.

Бабаня ела с аппетитом, но больше вертела головой, разглядывая посетителей и официантов.

Виталий заказал бабушке полусладкое вино — Бабане понравилось.

— А люди не скажут, что я пьяница? — спохватилась вдруг она.

— Не скажут, — успокоил ее внук. — Здесь это нормально.

— А это и есть Запад?

— Запад, Бабаня, настоящий Запад.

— Как Америка?

— Как Америка, только это Франция.

После прогулки по Люксембургскому саду вышли в Латинский квартал, спустились к Сене, устроились за столиком на террасе, заказали кофе и мороженое.

— Ну как тебе Париж? — спросил Виталий.

— Богато, — сказала Бабаня. — И люди такие богатые — сразу видно...

— Завтра съездим на бульвар Османн — там самые красивые в мире магазины.

— Дорогие, небось?

— Но тебе же нужно юбку купить? Сколько их у тебя? Семнадцать? Восемнадцать?

— Восемнадцать... — Бабаня поджала губы. — Откуда столько-то насчитал? Но юбку да, надо бы освежиться...

— Она очень живая, — сказала Май, когда отец повел Бабаню в туалет. — Все ей интересно. А у нее и правда восемнадцать юбок?

— C’est son truc{1}, — сказал Виталий. — Ей восемьдесят пять, но до сих пор хвалится талией.

— Что там? — Май приподнялась, глядя на людей, бегущих по набережной. — Что-то, кажется, случилось.

Старшие вернулись на террасу.

К их столику подбежал возбужденный официант.

— Нотр-Дам горит, — сказал он. — Пожар!

Люди выскакивали из-за столиков и торопились к набережной.

— Пойдем на пожар смотреть, — сказала Бабаня. — Вот не думала, что на Западе бывают пожары. Настоящий, что ли?

Они спустились к набережной и увидели густые клубы дыма, которые окутывали башни собора. На площадь перед Нотр-Дам прибывали пожарные и полицейские машины. Полиция гнала людей подальше от стен собора, зеваки фотографировали, пожарные бежали к дверям. Над Нотр-Дам кружили вертолеты.

Огонь усиливался.

— Реликвии, — сказал отец. — Там же тьма реликвий.

— Кажется, они не в самом соборе, а в пристройке, — сказала Май.

— Терновый венец в соборе, — сказал Виталий.

— Какой венец? — спросила Бабаня. — Который на Христе был?

— Ну да.

— И сердце там же?

— Н-не думаю, — сказал Виталий. — Май, ты что-нибудь знаешь про сердце Христово?

— Нет его там, — сказала Май. — Это символ...

— Как же так-то, — сказала Бабаня, — неужели же сердце сгорит?

— Нету там никакого сердца, — сказал отец.

— Как это — нету? — Бабаня разволновалась. — Если храм, то в нем сердце.

Они остановились на набережной у моста О’Дубль — дальше полиция не пускала.

Над башней вспухло пламя, люди на набережной закричали.

— Где Бабаня? — спросил Виталий. — Господи, да куда ж она!

Там, где густая толпа почти сливалась с полицейским оцеплением, Бабаня вдруг присела, пролезла под полосатой лентой и бочком, бочком побежала к собору.

Полицейские не сразу спохватились — один из них бросился за старушкой, но тут порыв ветра накрыл дымом площадь, толпу на набережной, и Виталий, воспользовавшись дымом и суматохой, бросился к собору, чтобы остановить эту старую дуру. Ему удалось оторваться от полицейских и выбежать к дверям собора в тот миг, когда из них, окутанная огнем и дымом, появилась Бабаня. Она прижимала что-то к груди, это что-то бешено --">