Пол Боулз - Знаки во времени. Марокканские истории

они вскоре заставили растениями в горшках.

Фра Антонио и Фра Джакомо быстро привыкли к оседлости в новом жилище. Казалось, они вполне довольны этим мрачным домишком. Но Фра Андреа нервничал, ведь он рассчитывал проводить долгие часы в беседах с новыми друзьями.

Пару раз выбравшись в медину, он убедился, что лучше держаться от нее подальше. Так он полюбил бродить по меллаху; тут, правда, на него пялились столь же враждебно, как и в медине, но зато евреев он не опасался. Монах не верил, что те могут на него напасть хотя евреи, наверное, затаили злобу на его церковь за недавнее изгнание из Испании. Фра Андреа считал, что их враждебность мотивирована лишь политически, тогда как ненависть, с которой он сталкивался в медине, имела более глубокие корни. Он мог свободно гулять по улочкам меллаха, прислушиваясь к испанской речи прохожих.

Как-то вечером францисканец стоял, прислонившись к стене, и наслаждался обрывками семейных бесед, доносившимися из домов. Осанистый господин подошел вдоль по проулку, посмотрел на него и пожелал доброго вечера. Смущенный тем, что его застали врасплох, Фра Андреа кратко ответил на приветствие и зашагал прочь.

Но незнакомец заговорил вновь и указал на дверь. Он добавил, что это его дом, и пригласил войти. Лишь только очутившись в освещенной комнате, монах увидел, что хозяин - раввин.

Так Фра Андреа познакомился с рабби Харуном бен Хаму и стал регулярно его навещать. Он наконец нашел марокканца, с которым можно говорить на религиозные и метафизические темы. Рабби Харун бен Хаму был чрезвычайно учтив и охотно вступал в серьезную беседу, но Фра Андреа понял, что, прежде чем высказывать свое мнение об иудейском законе, необходимо внимательно изучить Талмуд. Он читал по складам на древнееврейском, и эти небольшие познания, приобретенные еще в юности, теперь оказались как нельзя кстати.

Больше года посвятил он усердной учебе. Он исписал заметками целую книгу и заучил назубок Мишну. Тем временем он постоянно ходил к раввину, который в конце концов познакомил его с двумя другими - рабби Иудой ибн Дананом и рабби Шимоном Сакали. Фра Андреа заметил, что обоим претит присутствие безмолвного христианского монаха, и это вызвало у него жгучее желание их поразить. Трудно было усидеть молча - не терпелось обсудить с ними их религию, но Фра Андреа верил, что однажды сможет выйти на арену богословского спора во всеоружии, и пока придерживал язык.

Наконец решив для себя, что изучил Закон не хуже и, возможно, понимает его отношение к исламу и христианству даже лучше, чем они, Фра Андреа отважился выступить в следующий раз, когда они сошлись вместе.

Как он и рассчитывал, они выслушали его с недоверием и изумлением. Раввины медленно кивали, озадаченные странной метаморфозой. Например, он отметил, что Галаха не имеет никакого отношения к Богу и что даже в аггадических Мидрашим ничего не сказано о природе Божества.

Рабби Шимон Сакали оцепенел. В каждой фразе заключено бесчисленное множество значений, сказал он.

Полемика продолжилась, и Фра Андреа страшно захотелось их смутить, ткнуть носом в их же противоречия. Он много лет упражнялся в искусстве богословских диспутов и хорошо натренировал память. Он мог вспомнить дословно все, что говорил каждый собеседник, и повторял аргументы, глядя на того, кто их впервые привел.

Даже рабби Харун бен Хаму удивился - не внезапно проявившейся эрудиции своего друга, а, скорее, его мастерскому владению логикой. Фра Андреа напугал рабби Шимона и рабби Иуду: едва он ушел, они сказали об этом хозяину. Никогда еще так их не унижали и так над ними не глумились, заявили они.

Рабби Харун, слегка ревновавший своего иноземного друга, попытался их урезонить. Христианин не хотел вас обидеть, сказал он. Он ведь не из наших.

Они промолчали, а он добавил: блестящий ум. Да уж, сверхъестественный, сказал рабби Иуда. В тот вечер Фра Андреа побрел домой очень довольный впечатлением, произведенным на слушателей. Как ни странно, рабби Харун бен Хаму и впредь приглашал двух раввинов с монахом, и все четверо встречались за его столом. После той первой бестактности Фра Андреа старался не высказывать личных суждений о Талмуде. Дискуссии ограничивались христианской теологией. Своим дьявольским умом и острым языком Фра Андреа неизменно затыкал собеседников. Рабби Харуну бен Хаму очень льстило, что эти пламенные речи звучат в его собственном доме. Мало-помалу он --">