(Dewi) - Заветы герцогини Мирабеллы и козни Леворукого (СИ)

тихонько проскользнуть за стол, так что Алва ничего не заподозрит.

— Проходите, юноша.

Дикон сел на своё обычное место и поспешно заправил салфетку за ворот колета. Конечно, он знал, что так делать нельзя. Матушка учила его, что по правилам этикета Великой Талигойи салфетку нужно было аккуратно сложить на коленях. Но сейчас он решил не соблюдать этикет, и это давало ему огромное преимущество. Под салфеткой Ричард смог незаметно ослабить несколько застёжек, позволив себе хотя бы свободно вздохнуть.

— Считаю, что Кончита вас непозволительно балует, — тем временем продолжал Алва, к счастью для Дика, не замечая манипуляций своего оруженосца. — До вашего появления в этом доме даже мне не перепадало столько разнообразных вкусностей по утрам. Похоже, вам пытаются привить любовь к кэналлийской кухне. Взгляните, здесь даже традиционные алвасетские чурросы. Кажется, вы особенно их любите?

Ричард их действительно любил. Эр Рокэ был прав. Не только Кончита, но и все обитатели особняка как-то сразу тепло приняли оруженосца соберано, как будто Дикон жил здесь с самого детства. Возвращаясь к себе после вылазок с Налем или просто после верховой прогулки, он всегда обнаруживал, что его ждали. Чтобы забрать лошадь, чтобы накормить, чтобы отдать распоряжения насчёт чистой смены одежды, а иногда выходили просто улыбнуться или помахать рукой в знак приветствия. Отчего-то в этом доме ему были рады и заботились о нём, как будто он был членом семьи, своим, а дуэли эра Рокэ с его отцом никогда не существовало.

Ричард хорошо помнил наставления матушки о том, как настоящий герцог и Человек Чести должен держаться со слугами — снисходительно и строго. В надорском замке невозможно было даже представить, чтобы слуги позволили себе улыбаться и уж тем более махать руками. В особняке же Алвы всё было не так… Дик полагал, что это из-за отсутствия чести у хозяина дома. Поначалу он пытался держаться со всей строгостью и делать чопорное лицо, пытаясь копировать матушку. Но надолго его не хватило. Однажды, когда он сидел с книгой во дворе, добрая Кончита выбежала к нему и заговорщицки шепнула: «Пойдемте скорее, молодой дор, попробуете чурросы, пока гости соберано всё не съели» и, цепко ухватив его за рукав, потянула к задней двери, где был вход на кухню. Внутри его окутал чарующий запах свежей выпечки, и Дик решился, попробовал и, кажется, тогда весь измазался в сахарной пудре. Во всяком случае, Кончита звонко и радостно рассмеялась. Даже Хуан, чистивший здесь же столовое серебро, не смог удержаться от озорной улыбки. «Вот и оконфузился», — подумал про себя Повелитель Скал, решив, что держать теперь лицо не имеет никакого смысла. А ведь матушка предупреждала его о ловушках Леворукого, что поджидают праведных эсператистов на каждом шагу. По всему выходило, что в доме Алвы их было особенно много. Утешало лишь то, что чурросы у Кончиты были действительно божественны. И так как про них матушка ничего не говорила, Дик рассудил, что не сильно отклонится от праведного пути, если съест ещё пару-тройку.

Вот и теперь чурросы на столе так и манили к себе потрясающим запахом, только есть их ему было категорически нельзя, иначе он и вовсе перестанет помещаться в имеющуюся одежду. Дикон снова тяжело вздохнул и потянулся к ненавистной овсянке. Алва тут же прищурился и насмешливо поднял бровь. Ну вот, начинается.

— Что это с вами, Ричард? — обманчиво ленивым голосом протянул Алва. — Решили поститься во искупление грехов? Что на этот раз натворили? Снова проиграли вашего знаменитого надорского скакуна?

Дикон чуть не задохнулся от возмущения. Да как он смеет издеваться над герцогом Надора! Ведь в его лице он оскорбляет не только Ричарда, но и всех Людей Чести Великой Талигойи. Кажется, именно так говорила матушка…

После той истории с проигрышем, Ричард дал себе слово больше никогда не играть. Он должен был признать, что методы воспитания эра Рокэ произвели на него глубокое впечатление. Но напоминание о его прошлом промахе сейчас было до слёз обидным.

— Я не играл, монсеньор. Это вы во всём виноваты! Из-за вас я не могу больше есть!

— Вот как? Не знал, что вызываю в вас столь сильные чувства, достойные трагедий Дидериха. Чем же я имел несчастье так испортить ваш аппетит?

— Это вы водили меня на праздничные

--">