Федор Лопатин - Его библиотека (СИ)

внутренняя причина. Он понял, кто может так предупреждать и устрашать.

  Лежа в палате с пятью мужиками, Егоров не мог ни с кем делиться своими бредовыми открытиями: 'Библиотека умеет мстить ему. У нее есть душа, которая прячется между страницами книг. И невозможно познать ту душу, пока не перечитаешь все до последнего листочка'.

  С того понедельника начала расти ненависть к тому, что он так долго и жадно собирал. Книги, которые можно было осилить, не давались ему -постоянно вмешивались то учеба, то любовь-нелюбовь, и проблемы на работе...

  Во вторник его выписали. В тот день Егоров решил просто отдыхать от всего: смотрел до ночи телевизор.

  В среду он пришел в бешенство, когда опять не удалось прочитать хотя бы одну страницу из 'Анны Карениной'. Как озверевший регбист, из-за которого оплошала вся команда, Егоров швырнул об пол гадкий, до отвращения аккуратно подшитый мерзкими белыми нитками, проклеенный ненавистным клеем, неприлично желтого цвета, томище из семиста с лишним страниц.

  И тогда Егоров решил все продать, даже маленькие брошюрочки. Завтра. В четверг. По десятке за штуку, хотя бы по рублю, плевать - он отдаст все книги.

  Он заснул, как молодой здоровый человек. Такого крепкого сна не было с далекого, полузабытого детства. Ему не было слышно подозрительного шороха, доносившегося с книжных полок. Что-то мелкое, будто по команде, вылезало из своих мест, сливалось, как ртуть, в одно огромное темное нечто. Оно все росло и росло, превращаясь в бумажную гору, зависая над спящим. Накопившись до предельного состояния, оно тут же рухнуло всей своей полуторатонной массой на спящего предателя. Через минуту голова врага начала просыпаться, но тут в левый висок ткнулся третий том 'Войны и мира', в котором на сорок четвертой странице торчала пожелтевшая закладка - клетчатая узкая полоска, отметившая порог читательского терпения. Первый том хотел было заступиться за спящего, легонько боднув нападавшего в твердую обложку, чтобы тот изменил траекторию и не нанес второго точного удара. Но четвертый, последний из квадрологии великой эпопеи, доделал черную работу. Вонзившись острыми краями переплета в правый висок егоровской головы, он прорвал вену и освободил горячую кровь.

  Из виска тоненьким ручейком лились годы и дни, часы и минуты, потраченные на попытки осилить 'километровые' тексты. В грязный старый ковер впитывались буквы, слова, фразы... Остальные книги просто добивали, впиваясь смертельными уголками ярких обложек в безжизненное тело.

  Когда это кончилось, легко шурша страницами, всё встало на свои места - в том же порядке, в каком изначально было установлено человеческими руками. Теперь те руки искали в далеких потусторонних уголках новые, еще нечитаные книги. Ведь библиотеке нужен свежий 'корм'.

  Ища новое на неведомых полках, Егоров опять не услышал шороха - кто-то подошел сзади. Чья-то рука похлопала по плечу. Он обернулся. И тут ангел говорит:

  - Вставай! Слышишь? На работу опоздаешь, - сказал ангел женским голосом. - Больше будить не буду - у меня и так полно дел!

  В открытую дверь доносились земные запахи жареных котлет и репчатого лука, а за окном скреблись дворничьи лопаты.

  Москва. 2006 год.

--">