Федор Лопатин - Его библиотека (СИ)

  Сейчас, главное - вот эта покупка, бесценная вещь из трех предметов с книжного развала.

  Он вернулся, когда уже стемнело. Выложив книги на стол, стал переодеваться.

  - Как ты все это домой потащишь? - спросил равнодушно Леха, с которым он снимал квартиру.

  - Ты понесешь, - ответил Егоров.

  - С чего это?

  - А кто читает все, что я приношу?

  - И что?

  - И ничего: читаешь - неси.

  - Ладно, что там новенького?

  - Сам посмотри - мне еще жрать готовить.

  Пока Леха молча перелистывал пестрые тома, Егоров накидал грязной картошки в кастрюлю, прихватил консервы и пошел на кухню - сейчас очень хотелось ушицы из скумбрии.

  Желание побаловать себя 'литературными' кушаньями с каждым днем усиливало отвращение к обычной человеческой пище. И само собой решилось - денег на еду, кроме хлеба, не тратить. Но Егоров был никудышным 'кулинаром', поэтому в его дорожной сумке огромной кучей набилась 'фантастика' вперемешку с 'историей', а, случайно купленная, 'мистика' придавила 'философию'.

  Он все больше походил на волка, однажды вкусившего человеческую плоть: раз попробовав, невозможно остановиться, пока не нагрянут охотники и не перебьют всю волчью семью. Детский книжный голод, сидевший внутри до сих пор, заглушался, когда перед глазами возникали золотые тисненные буквы на корешках толстенных фолиантов полного собрания кого-бы то ни было. Яркие, болезненные воспоминания всеобщего безкнижия заставляли делать в горячке бесконечные покупки, а настойчивый голос внутри всё нашептывал: 'Бери, пока есть - скоро опять ничего не будет'.

  - Читаешь, что понакупил? - спросила Наталья, поймав Егорова после лекции.

  - Не-а, некогда, - ответил он, шумно потягивая яблочный сок.

  Он думал, что она сейчас уйдет, не перенеся такого хлюпающего 'свинства'. Во всяком случае, надеялся, что произойдет это быстрее, чем обычно.

  - Что так? - скакнули очки на переносице, коротко и больно резанув солнечным бликом по его глазам.

  - У меня по 'Философии' конь не валялся, а послезавтра наша группа идет.

  - Запасаешься значит? - оскалилась она.

  Как он не любил в такие моменты ее плотно сжатых зубов, обрамленных тонкими губами, с неумело нанесенной помадой не в тон. За три года он только три раза видел помаду чужого цвета и прочий макияж, сделанный без должного женского понимания подобного рода процедуры.

  - Запасаюсь, - ответил Егоров, швырнув пустую пачку мимо мусорной корзины.

  - Ну-ну, копи, - она отвернулась и ушла, оставив в необъяснимом счастье человека, вдохнувшего, пусть и несколько застоялого воздуха, но полной грудью.

  Две недели пролетели незаметно, но 'плодотворно' - два 'хвоста', две любовные интрижки наспех, и восемнадцать новеньких книг, с которыми уже 'знакомились' родительские.

  Егоров посмотрел на старые полки. Достал Гомера, пролистал и захлопнул. Серая пыль превратилась в серебристую, весело закружившись в толще солнечного луча.

  - Когда ты все это прочитаешь? - спросила мать в сотый раз.

  - Успею, - ответил Егоров, впихнув в свободное пространство полки второй том 'Океанского патруля'.

  - Успеешь? А ты раздели общее число страниц всех книг на ежедневно читаемую норму, и посмотри что получится. Хотя бы примерно.

  Он разделил. Примерно. Получилось пять человеческих жизней. 'А если удвоить, нет, утроить скорость чтения?' - спросил он себя, и рассмеялся беззвучным смехом: утроить можно было

--">