Михаил Григорьевич Корешковский - Вечера с посиделками (СИ)

этаж и в конце коридора увидел вцепившегося в стенку Маслякова. Из-за мелкости, незаметной в кадре, он показался подростком.

   -- Вас ищут, -- дотронулся я до его плеча. Я не знал его отчества, а обратиться "товарищ Масляков" не пришло в голову.

   -- Щас!!! -- дохнул на меня Масляков, отлипая от стенки и судорожно ища равновесия. Мне не хотелось тащить его на себе, я развернулся и пошёл вниз.

   Узнав о грядущем сошествии ведущего, площадка оживилась, техники поскакали к пультам, электрики врубили юпитеры, а массовка заерзала на стульях.

   И я впервые увидел, как "собираются" люди подмостков. Только что Масляков текуче изображал скалолаза на отвесной стене. А тут возник во входном проеме прямой, как доска, и двинулся к подиуму, твёрдо глядя на режиссёра.

   -- Что же это вы, Александр Васильевич... -- загремел в динамики режиссёр.

   -- Да-да, я-сейчас... -- не разжимая челюстей, промычал Масляков и взошел на подиум. Я подал ему микрофон, и он зашпарил абсолютно гладкими газетными фразами, изредка нервно подергивая кабель, который ему нисколько не мешал.

   Режиссёр, насупившись, недоверчиво смотрел на него поверх очков. Масляков поставил точку, рванул на себя микрофон и рухнул с подиума. Стало ясно, что сегодня он уже не поднимется.

   Молодые люди, называемые в просторечии шестёрками, бережно оттранспортировали Маслякова в его номер, благо он жил тут же в гостинице Молодёжного Центра. Телевизионщики стали сворачивать кабели.

   Режиссёр отматерился и двинулся с ассистенткой и приближёнными в бар на шестом этаже.

   III. Необыкновенный концерт

   В конце рабочего дня, нежданно-негаданно, свалился приказ -- осветить празднование юбилея газеты "Советская Молдавия".

   Когда мы спешно развернули телевизионные автобусы у филармонии, где проходило мероприятие, официальная часть с президиумом уже заканчивалась. Эфирная трансляция теряла смысл. Оставалось только записывать на всякий случай завершающий торжество концерт.

   Я пошел за кулисы узнать обстановку и понял, что до концерта ещё далеко. Артисты не знали, кто за кем выступает, радио и телевидение вяло переругивались, кто будет выставлять микрофоны и кто будет, если что, отвечать, молоденькие певицы скалили зубки и стреляли глазками, а режиссер отдавал одно распоряжение за другим, которые тут же отменял следующими.

   Я вернулся в автобус -- ждать. Вдруг звукорежиссер прилип к экрану монитора, показывающему зрительный зал, и затыкал пальцем:

   -- Вот... Вот... Вот...

   -- Что вот? -- переспросил я и всмотрелся: в середине зала у прохода в сопровождении двух плечистых парней сидел Иван Иваныч, самый главный человек в республике, и зло смотрел на сцену через очки.

   Известие молниеносно облетело всю филармонию. Концерт начался незамедлительно. Артисты старались изо всех сил. Зрители чётко и дисциплинированно аплодировали. Никто не скрипел, не кашлял, не чихал, и, казалось, не дышал.

   Свет в зале погасили, чтобы никто не докучал Иван Иванычу на него глядением.

   Шёл номер за номером. Режиссер, не получая реакции из прохода и указаний свыше, заметался и стал приставать к ближним с вопросом, как и когда завершать концерт. От него шарахались. Редактор, фактический его начальник, вжал голову в плечи и молчал, как партизан. Звонили выпускающему редактору телевидения, по сути, ночному директору.

   - Не звоните мне попусту. Раз в эфир не идёт, это вне моей компетенции. Принимайте решение в связи со значимостью мероприятия...

   Режиссера пробила испарина. Кто-то догадался и сгонял в фонотеку за гимнами Советского Союза и Молдавии.

   Неясность томила. Исполнители выдыхались. Шел уже одиннадцатый час. ЦК был закрыт, спросить было негде. Наконец режиссер собрался с силами и упавшим голосом

--">