Юрий Сергеевич Аракчеев - Парнассиус сатанас

знаешь. Жизнь такая. Хоть так.

«Хоть так!» Они все теперь кричат это: жизнь такая, хоть так! А кто эту жизнь создал? «Это вы такие, а не жизнь! — хотелось орать. — Жизнь какая была, такая и есть — люди, мужчины и женщины, природа… Чем жизнь виновата, что вы на деньгах с ума съехали? Совесть, честь, правда, любовь как были так и есть, только вы это на бабло разменяли!» — вихрем крутились мысли в голове Константина, но он понимал отлично, что если выплескивать это сейчас, все кончится дикой ссорой. И поездка их медным тазом накроется, и, конечно же, дружба. И он действительно не совсем прав, потому что такое чувствовал и раньше, но вот же имел глупость согласиться поехать на неправедные деньги Вадима, и что же теперь… Да и Вадима действительно жаль. Был хороший, добрый парень, а вот, охмурили его, как многих, увы, очень многих. Хотя доброта в нем осталась — вот ведь, не пожалел денег… Беда в том, что не понимает он.

— Подожди, — сказал Николаев теперь. — Отдохнем чуть-чуть. Время есть.

Тучи рассеялись, пейзаж опять изменился. Пространство и вовсе казалось бескрайним, стало хорошо видно, как кое-где реяли птицы. Ни души вокруг, точнее — ни тела человеческого. Если не считать, конечно, двух тел — Николаева и Вадима. А вот душ на самом деле полно… Это и птицы, и растения, и облака, и горы — конечно, горы! — и Небо, и великое наше Светило! А воздух? И мы не знаем, сколько всякого-разного нас окружает, сколького мы не видим, не осознаем…

С высоты на дне ущелья видна была крошечная их палатка — решили не брать с собой, оставили там и кое-какие вещи. И раньше-то здесь редко можно было встретить кого-то из коллекционеров или геологов, а сейчас тем более. Да и жулики среди тех людей, что бывают так высоко в горах, встречаются очень редко.

Сели на два разных камня. Сняли легкие рюкзачки, положили рядом сачки. Солнце пекло, но воздух был прохладный, почти холодный, чистейший. Слегка-слегка пахло арчой.

Вадим, слава Богу, молчал, жмурясь от солнца, смотрел на горы. Сделал несколько снимков. Видно было, что он уверенно считает себя по большому счету правым.

Николаев почувствовал, что его собственное лицо стало как маска. Слезы наворачивались сами собой, он едва сдерживался. Ничего-то так и не понял друг его, бывший друг. И, похоже, не поймет никогда. А может быть ровно наоборот? Может быть, это он, Костя, не понял? Согласиться с Вадимом — чудовищно, однако, может быть, дело в том, что прежний Вадим не был настоящим, самим собой, а просто подчинялся тому, что тогда было принято, а теперь он опять не настоящий, а просто подчиняется тому, что принято большинством сейчас? Ау, Вадим, где ты, человече? Кто ты на самом деле?

Вадим, сидел на большом сером валуне, но этот округлый серый валун казался сейчас Николаеву более близким, родным, чем его бывший друг. Более живым. На камне даже травинки и крошечные кустики растут кое-где, а в ложбинке бегает небольшой жучок… Небольшой, крошечный, можно сказать, но — настоящий мир! В этом валуне и в том, что на нем, и в том, что его окружает — правда существования в чудесном, огромном солнечном мире! А в Вадиме нет. Вадим олицетворял сейчас собой ложь. Не человека, дитя природы, Бога-Творца, а — ложь. Комплекс противоестественных, сочиненных людьми понятий, которые, как проверено веками, не приносят счастья. Откуда возникла сатанинская эта инфекция в огромной, богатой, достаточно развитой стране, где люди учились, читали нормальные книги, мечтали о путешествиях, любили, а не тупо «занимались любовью», изучали природу, сочувствовали друг другу, а не пытались объегорить ближнего любыми путями, а если и лгали кому-то отчаянно и упорно, то правительству, которое отчаянно и упорно лгало им. Инфекция эта казалась Николаеву могущественной и смертельной, как рак или СПИД, но, к тому же еще и коварной, ослепляющей человека, делающего его истинным зомби, лишенным души. Немногие в состоянии были противостоять ей… Николаев смотрел на Вадима и не представлял себе сейчас, как они будут существовать вместе дальше. Не там, в городе, а именно здесь, в горах — ведь они собираются идти выше, дальше…

Даже поимка Дельфиуса не казалась сейчас желанной. Ведь не в бабочке ценность, а в символе. Красота великой природы, ощущение поразительного ее разнообразия, путешествие, поиск, связанный с усилием, риском! Преодоление страха, лени… Вот же смысл! И люди раньше понимали это. В частности, сами коллекционеры. А теперь? Истинных --">