Бонни Надзам - Неудачники

похищал. Сейчас она снова дома, ужинает с родителями, и в будущем эти семиклассницы, может быть, не рискнут для смеху подсовывать друг дружку незнакомым мужчинам. Это не похищение, когда ребенка в целости и сохранности доставляют домой, и вдобавок он еще усваивает кое-что полезное. Лэм чувствовал себя так, будто нашел в мире разболтавшийся винтик и бережно закрутил его, чтобы он опять прочно держался в гнезде. Чудесно!

Было шесть вечера. Он снова вернулся в «Резиденс-инн». Напротив, через коридор, снимал номер другой мужчина, его точная копия. Оба выставили на продажу свои шикарные дома. Оба отправили стареющих жен на поиски новых мужей. Он и тот, другой, — у них даже стрижки были одинаковые, и животики тоже, слегка выпирающие над одинаковыми кожаными ремнями. Почему это везде, куда ни глянь, ему попадались незавершенные версии себя самого? И что он должен был делать? Служить завершением того незнакомца из номера напротив? Почему все кругом — сплошная загадка?

Ему надо было бы позвонить Линни, отвезти ее на север вдоль озера. Спагетти. Ребрышки. Потом прогулка, пока с воды не потянет зябкостью надвигающегося октября, и ее нереально зеленые глаза в сумерках. Дорогостоящая и хорошо образованная система откликов и реакций, и он знал их все. Откровенно говоря, знал задолго до того, как она родилась.

Влажный после душа, еще в полотенце, он сел на край гостиничной кровати; смеркалось, и шум уличного движения за окном понемногу стихал. Можно было заказать еду в номер: «цезарь», семгу, омлет со шпинатом. Или стейк с доставкой из ближайшего ресторанчика. Можно было пойти во французское кафе неподалеку — там сейчас наверняка пусто, — сесть за отдельный столик и не волноваться, что тебя побеспокоят. Или найти кого-нибудь, чтобы побеспокоила. Его дыхание участилось, в мозгу замелькали образы: аппетитные блюда, прозрачная отцовская рука, он сам в девятнадцать лет, еще без единого седого волоска, молодое обнаженное тело Линни спереди, сзади, очередная тарелка с жареной картошкой — один образ сменялся другим, пока он вдруг не почувствовал в руке телефон.

Он позвонил Кэти. Ответа он не ждал, но рассчитывал хотя бы услышать ее голос в записи. Он хотел его услышать. Но вместо этого ему сообщили, что номер изменен. Он помедлил, закрыл телефон и улегся на спину, положив его на свою голую грудь. Его лицу стало жарко от прилива крови; он лежал неподвижно, переваривая шокирующее известие. Стоял сентябрь. Сейчас он должен был ухаживать за ней заново. Он собирался покорить ее во второй раз. А Линни пусть отправляется к какому-нибудь лощеному юноше. К Дню благодарения, полагал он, все будет закончено. Их дом не смогут продать, и все вернется на круги своя. Она его простит. Они затопят камин, оденутся в просторные пижамы, и будут пить чай, и она дотронется до его щек, и он попросит прощения. И она его простит.

Он сел, открыл телефон и позвонил Линни.

— Алло. Это я. Да-да, знаю. Знаю. — Он понизил голос почти до шепота. — Извини, детка. Что? Слушай, я не могу долго говорить. Кэти внизу. — Его глаза наполнились слезами, и темнеющая гостиничная комната расплылась. — Ах, да перестань ты. Это неправда. Линни! Даю честное слово, что… Бог свидетель… — Он говорил очень тихо. По коридору, за дверью, прошли мужчина и женщина. — Слушай, — сказал он, — я тут лежу на кровати голый. — Он взял себя в руку и попросил ее поговорить с ним. Минут пять-шесть. И обещал, что скоро они проведут вместе еще один уик-энд. Да, Кэти уедет из города, он снимет им где-нибудь номер, — и он повернул голову набок, пристроив телефон на плече, и взял себя обеими руками.

Потом, снова закрыв телефон, он включил телевизор, через минуту выключил его и сел с полотенцем на коленях. Снаружи уже совсем стемнело, и, одеваясь, он видел в стекле свое отражение. Один, он спустился в лилово-бежевый бар. Выпил и повторил, дважды. Он не мог выкинуть из головы ту девчонку. Он надеялся, что не сделал ей больно. У него тогда мысли путались. Но он не хотел сделать ей больно. Он же не из таких.

--">