Валерий Семенович Фрид , Юлий Теодорович Дунский - Красная площадь

вот… Комиссар.

Солдат не дал ему договорить, сдернул с головы каску, размахнулся ею, держа за ремешок, и с жестоким расчетом обрушил на небритое личико под красной фуражкой.

— На ж тебе фронтовое спасибо!

Вскрикнув, как зайчонок, начальник станции повалился на снег. А солдат уже подступал к комиссару, раскачивая каску, будто дьякон кадило. Глаза у него — белесо-голубые, цвета снятого молока — были совершенно сумасшедшие.

— Давай, Кащей! — подзуживала толпа. — Благослови его! Поднеси окопного гостинца!

— А ну брось. Брось свою кастрюлю, — тихо приказал комиссар. И такой напор злобы и угрозы был в его сдавленном голосе, что Кащей остановился. — Я тебя, негодяя, запомнил. Я тебя судить буду за твое преступление!

(Впоследствии Амелину было смешно и страшно вспомнить, как он — один среди вооруженной враждебной толпы — грозил судом припадочному фронтовику. А вот поди ж ты, нелепые его слова возымели действие!)

— Судья какой нашелся! — выкрикнули из толпы, но уже не так уверенно. — Все вы над нами судители!.. Ты ответь, змееныш, зачем поезд задержал?

Комиссар поднял руку, прося тишины.

— Товарищи фронтовики! На вопросы я отвечу после. А пока что помогите раненому человеку.

Двое солдат подняли начальника станции и повели в дом. Он шел между ними, спотыкаясь, боясь отнять ладони от разбитого лица.

— И давайте все на митинг, в помещение буфета! — продолжал нажимать Амелин. — Я комиссар Всероссийской коллегии по формированию Красной Армии!.. Фамилия моя Амелин, звать Дмитрий…

В станционном буфете давно уже никого не кормили, не поили. Было там грязно и холодно. На стойке бездельничал богатырский самовар с гирляндой медалей на груди — как у циркового борца Збышко Цыганевича. Со стены свисал разодранный надвое плакат Временного правительства. На одной половинке можно было прочесть: «Война до по…», а на другой — «бедного конца». Рядом имелся плакат поновее — «Вся власть Советам!». Здесь же была представлена и царская Россия — но не плакатом, а выцветшим меню («Балычок провесной… Тетера под белым соусом…»).

В помещении густо набились солдаты. Кащей тоже был тут: сидел, помахивая каской, на буфетной стойке и пялил свои белесые зенки на комиссара. Тот стоял посередке и говорил:

— Вам обидно, что я задержал эшелон, нарушил ваше путешествие… А мне? А советской власти не обидно?.. Вот вы оголили фронт, снялись с позиций — по ничьему веленью, по своему хотенью… Нахально погрузились в эшелон и айда в тыл!.. И теперь кричите о своих правах. А права-то у вас шаляпинские.

— Это как понимать? — спросили из переднего ряда.

— Очень просто. У кого бас здоровше, тот и прав!..

По рядам прогулялся смешок.

— Так ведь время такое, — беззлобно объяснили комиссару. — Громкое, не для тихого народа.

Комиссар понял, что нашел правильную линию разговора.

— Интересная вы публика! За царя-отечество воевали, а за Советскую власть не желаете… Ну правильно — она же силком на фронт не гонит… Своя, рабоче-крестьянская. Значит, плюй ей на голову!

Митинг обиженно загудел. Амелин отер ладонью лоб, расстегнул крючки полушубка: озноб кончился, теперь малярия бросила комиссара в жар. Но на эту ерунду не надо было обращать внимания.

— Тихо, товарищи! Сейчас вы сможете легко и просто доказать, что я на вас клепал напраслину, что никакие вы не дезертиры, а наоборот!.. Дело такое. Совет Народных Комиссаров и лично товарищ Ленин издали декрет. Для защиты Республики будет у нас социалистическая Красная Армия рабочих и крестьян!.. Это армия строго добровольная, в нее принимают сознательных граждан, стоящих на платформе Советской власти… Жалованье — пятьдесят рублей в месяц… И вот я предлагаю вам — всему вашему тридцать восьмому гренадерскому полку — вступить немедленно в ряды Красной Армии!

От этих слов собрание заполошилось, загалдело, как вороний табор, по которому шарахнули дробью. А комиссар достал толстую гимназическую тетрадку, лизнул чернильный карандаш и крикнул:

— Прошу подходить записываться!

Шум оборвался, но записываться никто не подошел. Наоборот, все даже как-то оттиснулись от комиссара.

— Чепуха какая, — сказал он севшим от обиды голосом. — Кажется, я понятно объяснил… А вам как горох об стенку… Кто командир полка?

— Нетути! Мыши съели! — крикнули из толпы.

— А полковой комитет есть?

— Нетути!.. Как это «нетути»? Есть, выбирали!.. --">