Танит Ли - Забытый колодец миров

у нее месячные и ей необходимо уединение.

«Между смертью и смертью, между жизнью и жизнью, здесь, над рекою мира, стою я».

Она слышала свой голос. Слова были прозрачны, как осколки хрусталя. На запястьях тлели кораллы, жемчуг, бирюза и ярко-синий фаянс. Как на кукле.

«Я плыву между землею и небом, меня несет ветер жизни. Как же я мала и ничтожна! Есть ли смысл тревожиться или бороться? Что толку просить того, чего не бывает? Дайте же мне покой. Позвольте скользить по стрежню реки к морю Ночи”.

Но голос мага прервал ее раздумья.

— Великая Исида, она же Исет, звезда, стоящая в лодке луны. Великий Усир-Осирис, зеленый росток папируса, рвущийся ввысь из черного ила, внемли мне! Внемли сей миг!

За обнаженным пророком и тремя его помощниками Клеопатра смутно различила семь закутанных в вуали женщин. Возможно, это было всего лишь сотканное из дыма видение. Голову каждой женщины венчали полумесяц и россыпь звезд. Судьбы Египта!

Свою судьбу Клеопатра знала с детства, знала, но позабыла. Она не умрет от старости, так ей сказали боги. Она покончит с собой, чтобы спастись, и не только из-за войны. Ее сестра, брат… Разве не всегда цена смерти — смерть?

Оракул бросил в огонь на алтаре щепотку порошка, пламя распахнулось, подскочило. Клеопатра глянула вниз, словно с горной вершины, и увидела темно-синее море, а на нем — корабли, маленькие, как стружки, но многочисленные. Трепетали паруса, точно крылышки насекомых. Некоторые суда горели, некоторые тонули. Она разглядела мерцание крошечных весел и обитых медью таранов, падающими звездами полыхали в небе снаряды баллист. Шла битва.

Она все еще читала молитву, заглушая шум боя, и теперь оракул подхватывал слетающие с ее уст слова, и они сверкали, обретали форму в тенях и светящемся воздухе.

Золотая рыба. Сокрушающий меч. Серебряные птицы победы В голове Клеопатры шорохом пера прозвучал божественный ответ. На греческом. С иронией.

«Возьми, что хочешь. Оно будет твоим”.

Клеопатра шагнула назад.

— Я построю храм, — сказала она. — В честь этой победы. Кену — награда победителям. Он не уступит Фаросу и усыпальнице моего предка. Он тоже будет чудом света.

Она говорила на египетском. Почтительно.

Клеопатра дотронулась до зеленого амулета на груди и отдернула руку. Подумала, что останется ожог.

Картина в огне померкла, зато в вышине задвигалось что-то огромное, и она услышала звуки систра — священного инструмента Исиды и Хатор.

— Я, царица, буду твоей рабыней навсегда. Но это была риторика. Она не думала, что египетские боги потребуют сдержать слово.

Пророк опустил эбеновый жезл, и тот, коснувшись алтаря, снова превратился в черную змею. Клеопатра протянула руку, взяла гада, прижала к своей груди. Тот зашевелился. Дети вот так же терлись, хотя она не кормила их грудью, это делали рабыни. Затем змея исчезла, на ее месте лежал кусок черного персидского шелка. Погас огонь, в комнате царили неподвижность и чудовищная жара. Царица обливалась потом, по обнаженному телу оракула тоже катились крупные капли. У Клеопатры все плыло перед глазами, кружилась голова, в сердце возникла необъяснимая и мучительная пустота — так было, когда она родила Антонию двух детей. А теперь она родила чары. Да, колдовство вышло из ее тела. Оно уже существует в реальности, мерцает на скрижали судьбы огненным словом “победа».

Хармион накинула платье Клеопатре на плечи. Ираш держалась в сторонке, обмирая от страха и восторга, ей не хотелось во всем этом участвовать, хотелось только смотреть и благоговеть.

Клеопатра лежала, глядя на шеспа, или сфинкса, отлитого из самого драгоценного металла — серебра. Шесп покоился рядом с ложем царицы на алебастровом постаменте. Египетские сфинксы не задавали загадок и не карали за ошибочные ответы. Не были они и женщинами, как греческие.

Клеопатра лежала на спине, волосы разметались по ее телу и шелку, пятки соприкасались, руки прижимались к бокам. Наверное, так она будет лежать и на смертном одре, но до этого еще далеко.

Царица выкупалась, служанки умастили и надушили ее, облачили в египетский биссос. Она подкрепилась фруктами и хлебом, выпила бутылочку южного розового вина. Где-то очень тихо играла музыка. Она чувствовала, как дышит во сне ее город.

Какая мирная ночь! Столько дней суматошной подготовки к войне, и вдруг такое затишье.

Даже снизу, из слоновьих стойл, не доносится ни звука.

Она заслужила покой. Она сделала все, что могла. Боги --">