Сергей Д. Блинов - Я убиваю джиннов

Хафез-пашой придется оставить работу, либо сбежав из Германии, либо отправившись в тюрьму, были почти невыносимы. Артавазд мог бы отступиться от миссии. Но Немезида гнала его вперед, и он планировал нападение со всей ответственностью.

- Ты самый молодой, - заметил как-то раз Румпельштильцхен. - Зачем тебе погибать?

- Я добьюсь успеха.

Карлик посмотрел на Артавазда, почесал длинный крючковатый нос, пригубил пиво. Карлики пили, не пьянея, поэтому употребляли то, что было больше всего по вкусу. Достойного меда в Берлине отродясь не водилось, так что Румпельштильцхен перебивался светлым.

- Когда ётуны еще оставались на земле, главной заботой людей было их истребление. Теперь к нам пришли джинны с юга. Не думал, что мне будет недоставать ётунов.

Румпельштильцхен знал о Баку. Более того, он жалел Артавазда.

- Убьете турок - и выметайтесь, - часто говорил карлик. - Кроме тебя, сын Карапета.

Объяснять ему, что фамилия еще не означает, что отца Артавазда звали Карапетом, было бессмысленно. У карликов своеобразные представления о родовых связях и именах.

Артавазд улыбался, слушая перепалки Погоса с Румпельштильцхеном. Палец чертил узоры на карте Берлина, следовал за воображаемым кортежем Хафез-паши по улицам и проспектам, упирался в тупики и площади. Каро Мкртчян, глаза братьев, ежедневно докладывал о маршрутах ифрита. Разумеется, все дороги вели в военное министерство. Тысячелетний опыт джинна-полководца требовался каждому. С ним немцы могли взять реванш за великую войну.

В окружении Артавазда не было женщин, так что влюбился он с первого взгляда, на расстоянии и безнадежно. Подойти и познакомиться с учетчицей Бертой означало обречь миссию на провал. Счастливчику Каро позволили поселиться с невестой, его задача не предполагала стычек с турками, и именно ему поручили рассказать о подвиге братьев, если им суждено погибнуть. Погос нашел себе любовницу в первую же неделю пребывания в Берлине. Давид пользовался услугами гулящих девок. И только Артавазд оставался в перманентном одиночестве.

Так работало проклятие одного из уничтоженных гулей.

Артавазд ходил на почту в ожидании посылки с востока. Гуля убить не так сложно: достаточно выстрела заговоренной пулей или удара меча с изогнутым клинком. Высшие джинны - ифриты и мариды - совсем другое дело. Прервать их жизнь можно, но для большинства смертных это непосильная задача. План Артавазда заключался в том, чтобы лишить Хафез-пашу свободы, заперев в волшебном сосуде. Именно его должны были прислать братья, работавшие в Аравии.

У плененного ифрита нет воли, но есть сознание. Он осознает, что заточен, терзается от собственного бессилия, и каждое мгновение для него подобно вечности. Хафез-паша сполна заслужил все это. А еще он задолжал Артавазду два желания. Третье же - то самое, которое разорвет связь с сосудом-темницей, - ифрит не услышит никогда.

Сын живет недалеко. Артавазд плохо ходит, но все же каждую неделю заставляет себя покинуть квартиру и пройтись по старым-новым улицам Еревана до дома Погоса. Русские архитекторы превратили Ереван в величественный, но чужой город. Ни на Баку времен царя, ни на скромную, но уютную довоенную столицу Ереван уже не похож. Фальшивая армянскость фасадов и скульптур режет глаз. О чем-то таком мог мечтать величайший из царей, возводя ныне разрушенный Тигранакерт. С тех пор народ стал тише, мудрее, познал счастье незаметности.

Звонок в дверь. Погос щелкает замками, шаркает тапочками, отступая, чтобы отец смог зайти.

- Плохие прогнозы, - говорит Погос Карапетян отцу. - На этой стадии не лечится.

Я видел взлет и падение империй, чем можешь удивить меня ты?

Хафез-паше на вид было лет пятьдесят. Сбежав из юной Турции, где новоиспеченный Отец народа железной рукой искоренял чудеса и нелюдь, ифрит вел жизнь малоинтересного зажиточного горожанина. Поездки в министерство он воспринимал как горькую необходимость. Устало повисшие усы, седина на висках, морщины, прорезавшие смуглую кожу, - он неспроста выбрал такой облик. Джинн оставался могущественным и опасным противником, но великая война сломала что-то даже в нем.

Артавазд крутил в руках кувшин для вина. Правоверным пить запрещено, значит, сохранился он с тех самых времен, когда вера в Аллаха еще не отогнала джиннов на побережье Средиземного моря и в Среднюю --">