Александра Саген - Охота на Осень (СИ)

безжизненные, тоскливые и гнетущие. Я в это время не гуляла, а упорно сидела дома, точила ножи и грелась у огня. Морис же пропадал на улице часами - нравилось ему в этой погоде что-то.

  Тогда он ушёл гулять утром, а вернулся в полдень. Я заканчивала точить свой тесак.

  Морис закрыл за собой дверь и оперся о неё спиной. Я подняла голову и увидела, как бледной рукой он судорожно стаскивает с головы меховой капюшон. Глаза под большими очками показались мне неестественно горящими, шалыми, а ещё лицо Мориса было белее, чем обычно, и над верхней губой выступили капли пота. Что-то было не так. Я замерла, вглядываясь в него, и увидела ещё больше странностей в его облике. Мне стало тревожно.

  - Эй, Мор, - осторожно окликнула я. - Что с тобой?

  - Она начала на меня охоту! - выдохнул Морис.

  - Какую охоту? Кто?

  Морис истерично рассмеялся и указал рукой мне за спину:

  - Она!

  Я оглянулась, но никого не увидела. А Морис - видел, он взгляда своего не отрывал от того места. Отчаянная улыбка перекосила его лицо, пот стекал теперь по его коже градом. Прислонив ладонь к губам, чтобы, наверное, скрыть этот безумный оскал, Морис горячо зашептал: "Это Осень, огненная охотница. Она нападает на всякого, кто подвластен её влиянию. Если она взяла след, то жертве никогда не уйти от неё. Осень - само время, само изменение, само умирание. Она убивает, заставляя видеть течение времени: и прекрасное прошлое, которое не вернуть, и будущее, которое - беспросветная гниль, и больное настоящее... моё настоящее! Она - время, само время... Понимаешь? Ты понимаешь?!"

  Я мало чего понимала, если честно. Я огромными глазами-плошками таращилась то на Мориса, то на то место, куда он смотрел безотрывно, и мне было страшно-страшно, как никогда ещё не было. Морис сошёл с ума, Морис видит глюк, Морис невменяем - что мне-то с этим делать? Клянусь, я едва сдержалась, чтобы не превратиться в собаку и не заметаться вокруг Мора юлой, подвывая от ужаса и собственного бессилия. Что-то нехорошее, необъяснимое и непонятное происходило с моим другом. Что-то тёмное, что-то потустороннее...

  Но я всё же сдержалась, отложила свой тесак и опасливо подошла к Морису. Я заставила его пройти в дом, раздеться, усадила у камина в кресло, затем принялась варить успокоительное. Через час или полтора его необъяснимый ужас стал снижаться, в глазах появлялось что-то осмысленное, но в том не было моей заслуги. Я лишь могу гордиться тем, что смогла всунуть ему в дрожащие руки чашку с успокаивающим отваром. Когда Морис окончательно пришёл в себя, он показался очень грустным и усталым, он попросил у меня прощения, но ничего не стал мне объяснять.

  Его начали мучить бессонницы. Началось всё с простых кошмаров, когда Морис просыпался среди ночи, мокрый от холодного пота. Само по себе это не было признаком беды, такое бывало порой, и я справлялась с этим, превращаясь в собаку и ложась другу под бок - собачье тепло хорошо успокаивало его. Он обнимал меня за шею, я утыкалась носом в его грудь, и мы засыпали сладко и глубоко, и спали так до самого утра, не видя никаких снов. Но на этот раз мой метод - единственный метод борьбы с кошмарами - перестал почему-то помогать. Морис не засыпал, даже чувствуя кожей мою жёсткую шерсть. Он беспрестанно дрожал, и глаза его были открыты и устремлены во мрак.

  Так продолжалось две ночи, а затем он и вовсе перестал засыпать.

  - Я не могу уснуть, хотя очень хочу, - говорил он мне, крепко обнимая меня за шерстистую шею. - Я боюсь спать. Осень настигнет меня во сне и убьёт. Я вижу её, - шептал он, - я вижу её в темноте, вон там, рядом с дверью. Она смотрит на меня, не моргая, и глаза её мертвы. Она ждёт, когда я сдамся. Ей плевать, что она причиняет мне боль, она просто вершит свою охоту. Ей всё безразлично, она жестока и кровожадна, потому что она - само время...

  Я слушала его речи, цепенея от ужаса. Морис не засыпал. Когда он уставал лежать и нести бред, он вставал и

--">