Ярослав Зарин (RavenTores) - Легко в бою

озеро, слышался голос, отвергающий его, но что было после — откликалась лишь темнота. Потом Шаас видел слишком простой и ветхий дом, на пороге которого стоял старик, плотно закутанный в плащ.

Он видел, как этот старик усаживается у огня, и в глазах его тоже зажигается пламя, неукротимое и ядовитое. Пламя ненависти. Шаас чувствовал, что оно течёт и в его жилах тоже.

— Драконы… — говорил старик, и улыбка, расчерчивающая его лицо в этот момент, становилась зловещей. — Магические твари. Помни, что не мы должны служить магии, а магия должна повиноваться нам. Магия и все магические твари должны преклониться перед нами. В этом суть, в этом наш путь. Ты понимаешь?..

Шаасу казалось, что понимал, но теперь это понимание было утрачено, осталась только неведомая ярость, которая подталкивала двигаться, бежать, разрушать. Жажда действия и власти. Он владел многим, пока кто-то — Авар? — не отнял. Пока он не заточил здесь, между холодных камней, без света, без воздуха и воды.

Снова Шаас обратил внимание на дверь. Символы на ней, прежде столь ярко горевшие, сейчас уже погасли, но было ясно — они всё ещё там, чтобы не выпускать пленника. Заключённого, которым был он сам. Снова накатил гнев, и Шаас воззвал к спящей внутри него силе, почувствовав наконец, что она готова вырваться.

Огненная стрела, сорвавшаяся с его пальцев, разворотила каменную дверь, оставив опалённые, почерневшие камни и открыв путь в коридор, столь же тёмный и безжизненный. Шаасу, хотя его глаза и увлажнились слезами, потому что отвыкли от света, нужно было освещение. Он хотел осмотреться и, быть может, вспомнить что-то ещё. Не придумав ничего лучше, он запустил в потолок огненный сгусток, отчего ярко вспыхнули магические кристаллы. Напитавшись чужой силой, они некоторое время дарили свет.

Шаас заметил на стене обычный факел и, опалив его магическим пламенем, двинулся по коридору, тяжело переставляя ноги. Каменная плитка, которой оказался вымощен пол, была пыльной, будто никто не проходил этим путём уже очень давно. Темницу точно забросили, и это невероятно бесило.

О нём намеренно забыли?..

Никто не принимал его всерьёз?..

Но Шаас ещё не мог надолго сосредоточиться на какой-то отдельной мысли, бурлящий гнев и просыпающаяся магия не давали ему возможности размышлять спокойно. Поэтому вскоре он побежал, пусть неуклюже, но так было проще, чем идти медленно. Казалось, каждая лишняя секунда здесь может заставить его взорваться.

Когда он вырвался в большую залу, непосещаемую, видимо, столь же давно, как и коридоры, огонь высветил серебристые знаки на колоннах. Раньше Шаас непременно смог бы их прочесть, но теперь он только бросил в колонну огненную стрелу, мечтая разрушить эти узловатые письмена, смысл которых ныне убегал от него.

Огонь озарил всю залу, та была поистине огромна, а потолок всё равно потерялся во мраке. Колонна дрогнула и накренилась, по полу прошла волна дрожи, и Шаас тут же кинулся вперёд, только обострившимся чутьём понимая, куда лучше бежать. По полу зазмеились трещины. Позади него рухнуло несколько колонн, дрожь и грохот нарастали, спину обдало облаком пыли и каменной крошки, стало нечем дышать.

Шаас заметил проход к лестнице в последний момент и сумел выбежать туда, когда рухнули все колонны зала. Он бежал вверх, перескакивая сразу несколько ступеней, пока гул и грохот, а также пыль не остались за очередным поворотом. Отдалённое ворчание стронувшихся камней всё ещё доносилось снизу, как и лёгкая дрожь, но уже было ясно, что здесь ничто не обрушится.

«И ты редко вспоминаешь об осторожности», — донёсся из глубин памяти старческий голос. Шаас вздрогнул и повыше поднял факел, но рядом не было наставника, чьего имени теперь он даже не мог вспомнить, поблизости не оказалось учителя, чей путь он сделал своим. И тоска резанула по сердцу, хотя Шаас понимал, что это чувство невозможно и неуместно здесь и сейчас. Он двинулся вверх значительно медленнее, стараясь более не шуметь и усмирить клокочущий в душе гнев, заставивший крушить зал с колоннами.

Накатила тяжёлой волной усталость, мышцы ныли, отчего он несколько раз останавливался и придирчиво осматривал собственное тело, ожидая найти открытые раны, порезы или кровоподтёки. Но кожа была бледной и чистой, а боль жила внутри.

Мучила и одышка, и странное, всё время сбивающееся сердцебиение. Видимо, тело никак не могло прийти в себя. Возможно, стоило бы задуматься, --">