Эри-Джет - Вихря

осетра поймал. Как было, так все и сказываю.

Ну вот и говорю я, значит:

— Нет, говоришь, зла у тебя к людям, царевна? Тогда не откажись хлеб с нами преломить и вина нашего отведать. Кто от единого хлеба вкушает, те перед богами — братья, ведают ли об этом в твоих лесах?

— Что ж, Богдан-воин, — ох, и хитро она тогда улыбалась, — мирным гостям мы всегда рады. Преломлю с тобой хлеб и вина выпью, угощай.

Ребятам моим только кивни — вмиг скатерти настелили, яства, чем богаты, разложили. Да брагу нашу, что по ошибке у князя увезли, выставили. А после усадили гостей, да и себя не забыли. Вот смотрю: едят наши лесные гости, а пуще всего на брагу налегают. Нравится им угощение. И вот уж пошли между ними и моими ратниками разговоры да веселье: кто песни петь затевает, кто в цель стрелять или рукоборствовать, а кто и на мечах потешиться. Но все чинно, уважительно…

И царевна прекрасная тоже бражки отведала. Раскраснелась вся, так жаром и пышет, и все ближе, теснее ко мне жмется… а чего ты так смотришь? Я тогда о-го-го какой был! Девки, все, какие ни есть, глаз не сводили, вот и ей, птице лесной, приглянулся. Прижималась она да за руку брала, а потом к уху приникла и давай шептать:

— Люб ты мне, Богдан-воин. Давно люб — много дней кругом летаю, за твоей лодкой слежу. Идем со мной в лес, душа моя! Идем — не пожалеешь.

— Да как же это, царевна? — говорю. — Не можно мне. Меня дома жена молодая ждет, первенца носит. Хороша ты, царевна, не хочу тебя обидеть, но она-то, Любушка моя, сердцу ближе.

— Так разве я в жены к тебе прошусь? — говорит. — Только ночь эту со мной будешь, а потом верну тебя твоей Любушке. Вот ты говоришь, жена твоя первенца ждет… счастливая. А я как же? Разве много мне нужно — ночь с любимым и долгие годы памяти?

— Да что ж я, — отвечаю, — один на свете? Вон у тебя какие молодцы! Неужто ни один девичье сердце не тронул?

— Молодцы? Это стража моя, Богдан. Они отцу верны, а меня… то ли берегут, то ли стерегут — я и сама не знаю. Проклята я. Прогневил отец Перуна раз. Узнал, что молния спалит самый большой дуб в роще, восстал на бога, а тот разгневался и всю рощу сжег. Моя это роща была, Богдан. С тех пор нет у меня дома, негде гнездо вить, не с кем птенцов растить, вот и мечусь по миру кукушкой серой неприкаянной. Слышал, поди, крик-то мой над рекой? Давно бы сложила крылья, на камни бросилась, да стража отцова не позволит.

И поглядела так…

Вот ведь, Вихря, ты мала еще, тебе что? Пузо набить, да в тепло. А ведь как оно в жизни-то бывает? И хороша, и дочка царская — а все не то, все несчастлива.

Так она глянула жалостливо, а потом вдруг очи огнем полыхнули, что жутко стало:

— Смотри, Богдан, добром прошу, ласкою. А не послушаешь — заворожу наговором, опою любовным зельем — все одно возьму! Но потом не сможешь ты ни есть, ни спать, забудешь жену, на детей глядеть не захочешь — лишь меня одну искать будешь и никогда не найдешь.

Ох, и долгая это была ночь, Вихорка! Долгая, сладкая… на рассвете мы из лесу вернулись. Воины наши кто спать полег, а кто последнее доедает-допивает — но нас встретили радостно. А царевна моя красавица и не смутилась даже! Осенними волосами тряхнула:

— Хорош ваш хлеб, гости, а вино — еще лучше. А более всех угодил хозяйке воевода ваш! И потому позволено вам одно чудо. Какого хотите?

Ратники мои опешили, что сказать — не знают. Только Жук опять, дурень, выскочил:

— Слыхал, — говорит, — есть у Лесного Владыки волшебное озеро, кто в его воды войдет — всю судьбу свою узнает: что было, что есть, что вперед предстоит. До самой смерти. Правду ли люди врут, царевна? А если правда — можно ли к тому озеру сходить?

— Есть такое чудо, — ответил один из Воронов, — и отчего ж не сходить? Тут оно, недалече.

А царевна меня в бок кулачком тычет:

— Запрети, — шепчет, — не позволяй! Нельзя никому судьбу свою знать! Разве ж можно жить, когда смерть свою видел? А начнешь бороться, судьбу обманывать — только хуже выйдет. Через это озеро я кукушечьи перья-то надела…

А только не смог я своих сорвиголов остановить. Нечего делать было — сам с ними пошел…

Замолчал Богдан, голову склонил, лицо в ладонях спрятал. Как живые встали перед ним картины прошлого: славная победа над южным княжеством, и смерть всех товарищей. А потом большая беда с северного моря. Война, падшие знамена, горящие города, мор, голод, разорение… И четыре его родных могилы.

— Все видел в том озере, Вихорка, все, как --">