Татьяна Андреевна Бердникова - Три принципа тьмы

монету.

Капитан в сердцах сплюнул на стойку и, выудив из левого кармана широких штанов мешочек, аккуратно развязал его, принимаясь отсчитывать монеты. Плут жадно считал, провожая каждую алчным взглядом и, насчитав не десять, а целых двенадцать, пришел в совершенный восторг. Впрочем, капитан быстро понял свою оплошность и две лишние монеты забрал. Лицо трактирщика вытянулось от разочарования.

— Жадюга ты, капитан, как есть жадюга, — он обреченно вздохнул, сгребая золото под прилавок, — То я не знаю, что трюмы твои от золота ломятся, куда тебе его столько? Нехороший ты человек, ой, нехороший! Нет бы подкинул несчастному калеке на бедность…

— Будешь зарываться — лишу второго глаза, — очень спокойно предупредил капитан, легонько скользя кончиками пальцев по эфесу шпаги на боку. Плут сразу притих и, даже как-то съежившись за стойкой, недовольно проворчал:

— Ладно уж, по старой дружбе… Как говоришь, парня-то звать твоего, меченного этого?

— Мартын, — капитан сдержал вздох. Каждое произнесение этого имени отдавалось неясной болью в сердце и ему это не нравилось.

— Ищи, трактирщик, ищи внимательно! У него внешность приметная — сам невысок, но силен, уши оттопыренные, а на плече метка. И еще одна есть, пониже локтя, вот тут… — капитан ткнул себя в середину предплечья, — Компас.

— Компас? — Плут, прохиндей по сути, и по призванию, заинтригованно прищурился, — Печать редкая. Уже не будет ли он один из…

— Молчи! — капитан, подавшись вперед, зажал болтуну рот широкой ладонью, — Твое дело — искать, Плут! Искать, а не болтать понапрасну! Если узнаю, что пошли разговоры о Мартыне — голову тебе сниму, да на грот-мачте повешу на радость чайкам! Все усвоил?

Трактирщик тяжело сглотнул и поспешно кивнул. Он знал, как знали и другие, что слова у капитана с делом не расходятся.

— Одного я понять не могу, Богдан, — он впервые обратился к собеседнику по имени, и тот недовольно скривился, — Как ты почуял-то, что беда с твоим парнем? Беда же с ним, верно я понимаю, раз ты разыскивать его бросился? Я-то ту историю помню, его ж в порту здесь повязали, да потащили к судье, а тот и велел клеймить бедолагу. Года два уж прошло, и вдруг ты спохватился — с чего вдруг?

— Не твоего ума дело, — капитан резко отвернулся, поправляя треуголку, — Ищи. И, как что узнаешь — пошли ко мне ягола. Мы недалеко будем.

— Есть, капитан, — Плут неумело козырнул и, криво ухмыляясь, склонился над ящиком, куда ссыпал деньги, принимаясь скрупулезно пересчитывать их.

Богдан, тем временем, резкими шагами направился на выход. Лицо его было мрачно, руки он держал в карманах, и в пальцах левой удерживал маленький компас, сказавший ему о беде. Компас, оставленный Мартыном ему на память — специально, или случайно, он не знал, — компас, на котором несколько дней назад вдруг выступила кровь. И сейчас, поглаживая гладкие бока навигационного прибора, капитан очень опасался по случайности стереть бурые пятна со стекла, потерять след… Однако, душа его была чиста. Совесть кивала, одобряя его решение, и надежда найти что-нибудь о давно пропавшем друге постепенно поднимала голову в сердце.

Принцип первый. Страх

Глава 1

Заунывный, заупокойный вой, донесшийся из приоткрытого окна, нарушил мирное течение беседы. Ашет вскочил, как подброшенный неведомой силой и принялся напряженно, настороженно оглядываться, уже сжимая рукоять висящего на поясе меча. Фредо, сидящий за своим рабочим столом, остался безучастен.

— Что это?.. — голос охотника едва заметно дрогнул, и он, пытаясь скрыть досадную оплошность, торопливо закашлялся.

Они находились в обычном рабочем кабинете Фредо д’Ардженто, в княжеском дворце Финоры, и уже минут двадцать как спокойно и размеренно обсуждали события двухмесячной давности, пытаясь определить свои дальнейшие действия. Время было позднее, слуги князя уже, должно быть, разошлись по постелям, дабы на следующий день встать привычно рано и взяться за рутинную работу, а братья все сидели, разговаривая о чем угодно, но только не о делах.

После памятных событий, приведших их к встрече друг с другом, у Ашета и Фредо совсем не было времени просто поговорить, рассказать друг другу о событиях своего детства, своей жизни, не было возможности сполна ощутить себя братьями. Теперь они, прикрываясь необходимостью серьезного разговора, спешили наверстать --">