Элеонор Бирке - Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ)

возвращения в мир мечтательства, спустя тысячи часов раздумий, после ошеломительных событий, о которых в миру людей-военных было приказано забыть всем и вся, человек, направляясь к крыльцу своего нового домика на окраине Воллдрима, шагая вдоль забора, высматривал в саду мальчишку-друга — вечно голодного любителя фруктов и колбасы. Сейчас его не было видно, видимо задержался на уроках. В саду в доброй сотне метров мелькнула фигура стройной женщины с огненными рыжими волосами, с косой до земли. «Красивая», — вдруг замечтался Крабов, но сразу махнул рукой, будто опомнившись, и отвернулся. К черту этих женщин! Не сейчас, когда он так счастлив!

Недавно Крабов устроился на работу в школу, он обучал детей единоборству и… развивал чувство юмора. Сам он давно понял почему в жизни он столько искал, почему он топил себя в алкоголе и сексуальных забавах. Он понял отчего усердно служил и ненавидел себя за это. Ведь все его естество противилось тем вещам, которыми он окружил себя: карьера, нелюбимая жена и не менее нелюбимые любовницы. Он скучал по своим детям, но не корил себя за то, что оставил их. Нельзя гнобить себя и сожалеть нельзя. Хватит! Тем более сейчас он просто не может себе позволить печальные желания. Да и помимо ограничений всегда сохраняется вероятность маневров. Например, возврат к прежней жизни вполне осуществим.

Просигналил автомобиль, и Крабов обернулся. Подъехал фургончик, но без надписи об особенных детях, да и вообще совсем не тот, милый и горбатый «мини». Из машины показалась пожилая дама с сумочкой на локте.

Они улыбнулись друг другу и вошли в дом. Много говорили, вспоминали, шутили, вышли на веранду. Они налили себе по стаканчику местного виски со льдом, и Глади наконец спросила:

— Как думаешь, почему Харм не избавится от своих крыльев?

— Не поверите, но внешность определяет личность, — ухмыльнулся Крабов. — Пришлось и мне однажды в этом убедиться.

— Вот как?

— Но честно говоря, я думаю здесь другое…

— Что же именно?

— Он почти не расстается с той девочкой. У нее еще эта… эта забавная каштановая прядь.

— А это тут причем?

— Вы не понимаете? — Крабов посмотрел куда-то вверх. Небо, красота, безмятежность и едва просматривающиеся контуры вулкана, теряющиеся в свете солнца… — Для Харма девочка Элфи — это чудо, которое его окрыляет.

Глади уставилась на Крабова:

— Чудо? Теперь и ты поверил в чудеса?

Он не ответил, лишь ухмыльнулся.

— Я понимаю к чему ты клонишь, — сказала Глади. — Лично я нашла здесь спокойствие. Не знаю чудо ли это, но теперь я счастлива.

— Я рад за вас.

— И ты найдешь свое чудо, Александр!

— Я? Хм, ну не знаю… — Крабов достал пачку сигарет и неторопливо прикурил. С удовольствием затянувшись и с не меньшим удовольствием выпустив дым, облокотился о подоконник, наполовину высунулся на улицу. Он тихо произнес: — Хотя… — еще затяжка. — К чертовым рамсам, еще посмотрим! — и плюнул в куст америции.

Конец книги второй

--">