Руслан Владимирович Шабельник - Песнь шаира или хроники Ахдада

колени и, волоча тяжелые полы парчового халата, пополз к повелителю. Он припал к правой туфле повелителя, именно правой, ибо, как известно, Пророк повелел входить в отхожее место с левой ноги, а выходить в правой, впрочем — на все воля Аллаха — вполне возможно несчастный Абу-ль-Хасан припал к той, к которой удалось припасть, почти удалось. Султан Шамс ад-Дин брезгливо отдернул ногу и тут же вернул ее, метя в лобызающие уста.

Без успеха стараясь попасть по ловко увертывающемуся визирю, Шамс ад-Дин произнес такую речь:

— Оросились глаза мои слезами, и стеснилась грудь моя. О, Аллах, за что, за что наказываешь верного раба своего! Я ли не пропускал ни одного намаза, я ли, как сказано, не соблюдал пост в месяц рамадан, я ли не раздавал деньги бедным и нуждающимся именем твоим, карал виновных и награждал отличившихся! За что! За что!

— Повелитель, я…

— Молчи, молчи, ишак и сын ишака! Где, где славные времена Харуна ар-Рашида из рода Аббасидов и не менее славного — первого среди визирей — Джафара Бармакида. О, Аллах, где они! Нет, нет сейчас тех слуг и визирей, — султан, не забывая метить туфлей, воздел руки в гору и прочел следующий стих:

Мы делаем добро — клянусь что поделом

Нам горькая судьба спасителя гиены^[1].

Каждый, каждый из приближенных и возвышенных не заслугами своими, а добротой и кротостью моей, подобен спасенной гиене, что съела своего спасителя.

— Повелитель, я… — распростертый визирь, являя чудеса ловкости, мало свойственные преклонным годам, вновь попытался поймать туфлю. На сей раз, Аллах смилостивился над рабом своим, и цепкие пальцы обхватили алый сафьян, после чего потянули его к губам, заблаговременно вытянутым в трубочку.

Шамс ад-Дин запрыгал на одной ноге.

— Клянусь памятью отца моего Нур ад-Дина, клянусь табушем Пророка, своим вероломством ты поразил меня в печень, теперь я должен проткнуть твою, в противном случае не станет покоя мне до последнего вдоха. Хоть сказано в священной Книге: «Чтоб вы не проливали крови (ваших братьев)» (Коран, пер. В Проховой), пусть кровь твоя будет на моей ответственности в день воскресения, ибо иначе не вернутся ко мне сон и душевное равновесие.

Абу-ль-Хасан, наконец, дотянул туфлю и таки приложился к ней, и судорожно дергающийся султан ничего не смог поделать.

— Нет, сегодня же, до заката велю повесить тебя и сорок твоих близких. Сейчас же отправлю глашатаев кричать на всех улицах и улочках Ахдада о том, чтобы приходили посмотреть на казнь визиря Абу-ль-Хасана из рода Аминов.

— Повелитель, заклинаю тебя именем Аллаха, не принимай скорых решений, вспомни слова поэта:

Кто справедливым был — добра вкушает мед,

Кто был несправедлив, того судьба доймет!**

— Но тот же поэт сказал:

Не упрекай судьбу! Она не виноватит,

А только часть за часть, за меру меру платит.**

Ты хуже гуля! Те хоть прямо едят людей, не притупляя бдительность сладкими речами. Ты змея, да змея, пробравшаяся в теплую постель и ждущая своего часа, чтобы укусить! Нет, не повесить! Слыхал я в заморских странах, где живут только кафиры и люди книги (а им — на все воля Аллаха — уготован шестой, предпоследний слой ада — аль-Хутама) провинившихся привязывают к колесу. Большому колесу, и ломают руки и ноги. Так, только так умрешь ты! Подобно неверным, подобно огнепоклонникам и — если будет на то воля Аллаха — попадешь в седьмой — последний слой ада — аль-Хавия, который уготовал Аллах для лицемеров, а не в легкий Джаханнам — для тех, кто умер без покаяния.

Вчера, еще вчера, с утра, день славного визиря города Ахдада — Абу-ль-Хасана начался более чем удачно. Он возблагодарил Аллаха за такое начало дня, и хотя Абу-ль-Хасан сам привел себя к сегодняшним обстоятельствам, ничто не предвещало…

2 Рассказ о визире Абу-ль-Хасане и о еврее Ицхаке, и о том, что случилось между ними

— Десять тысяч динаров, о щедрейший среди визирей и, клянусь верой моих предков, меньше я не могу взять, и лишь забота о твоем, о мудрейший среди визирей, положении заставляет меня настаивать на цене, в противном случае, я бы скинул, да что там — подарил товар, только лишь за удовольствие видеть и говорить с сиятельнейшим из сынов Измаила.

Визирь Абу-ль-Хасан после утреннего намаза пребывал в благостном расположении духа. С утра он — хвала Аллаху — имел удовольствие вкусить --">