Сергей Глумаков - В небе над звёздами

пойти за постовой медсестрой — он ведь решил, что обморочный сосед по палате непременно должен выйти из своего неприятного состояния. Препятствовать ему не стали. Но смотрели на него совсем уж как-то по-особому: это позже выяснилось, что в палату его внесли уже мёртвым, а после суток нахождения в этом последнем для себя прижизненном помещении он и вовсе окоченел, как и полагается. Еще ясно вспомнилось, что за время, проведенное в палате до операции, он успел сдружиться со всеми своими «сокамерниками»: компания подобралась превеселая и какая-то добрая. Поэтому когда он умер, соседи по палате грустили. В морг его не положили. мужики посчитали, что надо бы проститься. Медперсонал возражать не стал. Новые товарищи всё ждали, что за ним приедет кто-либо из родственников, но никто так и не приехал. Почему? Не сообщили им. Точнее, сообщить-то сообщили, да только кто-то стёр информацию у них из памяти. Это выяснилось позже: новые его «родичи» не хотели, чтобы она — информация эта — о смерти — сохранилась. Она и не сохранилась. Пропала. Исчезла. Наверное, насовсем. Навсегда. Дружба, кстати, с новыми знакомцами, никуда улетучиваться не стала: спустя полчаса соседи уже вовсю обмывали его чудное «воскресение», ведь молоденькая медсестра — Алёна — объяснила обстоятельно и как-то очень быстро, что подобные случаи — не редкость, точнее, редкость, но не особенная и что ничего удивительного в происшествии этом нет. А вот радостного — на скромный «комнатный» праздник. Хирурги и фельдшера спирту принесли, а упавший в обморок — дядя Костя — три бутылки водки. Или пять, кажется. Но это — не важно. «Почти по одной в руки» — подумалось тогда.

Пить он всё же не стал.

— Оно и понятно, такое пережить-то… Организм супротивляиться теперь гадости всякой! Всё, ты бросил пить! Радуйся! А мне — больше достанется! — резюмировал дядя Костя.

Наверное, он и прав. Да и безусловно — прав. Такое пережить — не каждый же четверг доводится… А насчет «бросил пить» — тоже в самую точку. Спиртного он больше не употреблял. Никогда. Однажды, правда, было дело, спустя уже многие годы после своего пробуждения, попробовал кумыс и как-то очень быстро уснул. Спать он не очень любил — с самого детства — а поэтому больше этого напитка ни разу не пил.

Что ж, такой вот, трезвенник… Ну, да. Любитель молока. Большой, надо сказать, любитель…

Ну и чай, чай тоже — не перестал нравиться. А если кофе — то только с молоком. В «водохлёба» он однако не превратился: для полного насыщения хватало трёх кружек (чаще — небольших чайных чашек…) молока в день. Ну, еще три — ночью. А кофе с молоком — примерно в два раза больше за те же сутки.

Спал он теперь ровно двадцать пять минут в течение ночи. Больше — уже никогда не получалось. Почему-то по сну — долгому, 10-12-часовому, он очень скучал, даром что в детстве не любил спать. Особо не переживал, но чувствовал, что это именно то, чего ему «не хватает». Высыпался-то он за новый — короткий — срок абсолютно полностью.

***

Когда покинул больницу, сразу отправился домой. Его почему-то прекрепко потянуло туда. Сильно. Даже необычно сильно. Не так как это бывало до, а гораздо сильнее… Ему понравилось это ощущение… Снимая однокомнатную квартиру, он старался убедить себя, что это его родное жилище, но получалось как-то с трудом. Не то чтобы ему не нравилось его временное пристанище — о нет, наоборот — но что такое тянет домой, он понял, кажется, только теперь. Понял и уже очень скоро оказался в прихожей своей симпатичной скромной «коморки», как называл её с момента вселения… Разувшись и пройдя в гостиную, он сел в кресло. Какое-то время просто сидел, отдыхая. Затем стал думать, начал прислушиваться к себе. Мысли потекли привычным для спокойного человека потоком. Припомнился день — прямо с утра, когда в палате он пришел в себя. Да уж, необычный денек, ничего не скажешь. Должно быть, накануне с ним стряслось что-то наподобие летаргии, когда изможденный наркозом организм отказался выходить из оцепенения, предпочтя анестезиологическому «сну» более архаичный, даже древний его вариант — летаргический. Который, слава Богу, очень быстро прекратился, продлившись немногим более суток. Или чуть менее. Хорошо сложилось всё. Ух ты, бывает же такое! Бывает-бывает, дело почти «обычное» можно сказать, но вот чтобы с ним лично… Но, да — с ним лично. Да еще и так удачно… Он стал оглядывать гостиную: неторопливо, спокойно… Взгляд --">