Дарья Владиславовна Сойфер - Пик затмения (СИ)

Мара хватку – и ее добыча шлепнулась бы на камни, превратившись в кровавую кашицу. Ну и дурак! Может, он не только английский не понимает? Может, вообще не разбирает слов? Может, решил, что вождь племени отправил его на Линдхольм в качестве жертвенного подношения суровым шведским богам? И о чем вообще думала Вукович, набирая такое количество туземцев? Она ведь завуч и должна понимать, что средняя успеваемость теперь рухнет чуть ниже уровня моря?

Изо всех сил стиснув когти, Мара на последнем издыхании долетела до костра. В идеале отнести бы парня в медкабинет к мадам Венсан, чтобы та вколола упертому студенту гормон беременных, от которого у перевертышей временно останавливались трансформации. Тогда был бы шанс в картинках объяснить новичку что можно делать, и чего нельзя, прежде чем он снова отправится копать норы. Но для молодой орлицы зверь был тяжеловат. К тому же извивался, как намыленный угорь, и Мара боялась выронить его в любой момент.

Опустила мангуста в руки якутке, – та хотя бы понимала по-русски, с ней было проще, – и, подхватив с земли свою одежду, отлетела за домик. Трансформировалась. Оделась в спешке, намотала на шею бандану. Про ожоги знали все, скрывать было нечего. Но Мара не любила эти сочувственно-остекленевшие взгляды, которые неизбежно останавливались на ее безобразных рубцах. Пусть знают и дальше – но в теории.

Ноги промокли, хотя она, вроде, даже не подходила к океану. Вытерла, как могла, носками, влезла в кроссовки. Вышла к костру и с удивлением обнаружила, что пальцы в крови. Черт! Значит, и ноги были совсем не в воде… Вытащила из кармана скомканный носок – так и есть. Кровь. Наверное, перестаралась с когтями… Бедный парень! Но ничего – в следующий раз будет знать.

– Так, еще раз, – громко сказала Мара, и все обернулись на нее. – Никаких трансформаций! Нет – трансформаций! Ясно? Всем понятно?

Эфиоп стоял в одних штанах и осматривал себя. Длинные глубокие царапины в районе ребер влажно поблескивали в свете костра. Теперь, когда парень увеличился до размеров человека, казалось, что на него напал тигр или птеродактиль.

– Извини, – она развела руками и запоздало сообразила, что этим только привлекла внимание к окровавленным пальцам. – Ты сам виноват! Зачем убежал? Зачем вырывался?

Чернокожий парень молча посмотрел на нее, а потом вдруг рухнул на колени и опустил голову.

– Мбари нет победить. Мбари смерть.

– Какая смерть? – взвизгнула Мара и откашлялась, возвращая голосу привычный тембр. – Какая на фиг смерть? Что здесь происходит?

– У племени мурси такой ритуал, – подала голос девочка из племени лакота. Роуз, кажется. Америка и есть Америка, там от цивилизации и английского языка не спрятаться.

– Что за ритуал? – нахмурилась Мара. – И что он от меня хочет?

– У тебя право первой крови, – бесстрастно пояснила девочка. – Ты его поймала – и победила. Значит, он недостоин быть перевертышем.

И в эту секунду в подтверждение ее слов другой парень, то ли из Зимбабве, то ли из Замбии презрительно плюнул в эфиопца.

– Хей! – возмутилась Мара. – А ну заканчивайте с этой ерундой! Плеваться и убивать друг друга будете дома. Это – Линдхольм. Здесь есть правила. Законы ивсе такое. Наказание, ясно?

– Смерть? – обрадовался мальчик из Амазонии.

– Да нет же… Пойдем, я покажу… – она призывно махнула рукой, и все поднялись следом, только парень-мангуст так и остался стоять на коленях с опущенной головой. И Мара поняла, что придется импровизировать. Поморщившись и подавив приступ брезгливости, лизнула указательный палец. Для того, чтобы принять облик другого человека, ей требовалась его частичка. Кровь, слюна, волос – что угодно.

Сам по себе дар иноликих не был чем-то удивительным для перевертышей. Как по учебнику: родился в летнее солнцестояние – превращаешься в животных. В зимнее – умеешь принимать облик других людей. Но совместить оба дара… До Мары таких случаев не было. Возможно, потому, что до ее отца никто не проводил генетических экспериментов. А до ее матери никто не крал чужие замороженные эмбрионы и не подсаживал себе, чтобы родить в неположенное время. Так или иначе, теперь Тамара Корсакофф-Нанук-Эдлунд, как гласили ее новые документы, была единственным универсальным перевертышем. И именно поэтому привлекала к себе столько внимания, – как бы ей это ни претило.

Однако сейчас был тот редкий случай, когда внимание --">