Динара Селиверстова - Жужекрылки и дед-полемышь

Динара Селиверстова «Жужекрылки и дед-полемышь» (2011)

Утро выдалось ясное, свежее, с птичьей многоголосицей, звенящей в теплой от солнца листве. Одна перчинка попалась: в гости наведались тетка с Дариной, Ивасиной двоюродной сестрицей. Ивася только диву давался: как исхитрилась Дарина пройти мимо цветущего луга, под молодыми кленами, овевающими дорогу узорчатой тенью — и сохранить угрюмую мину.

Мать поставила на стол теплые пирожки и кувшин с квасом.

— Руки у тебя золотые, — вздохнула тетка, любуясь пирожком. — Даже кусать жалко.

— А мне не жалко, — заявила Дарина, отхватывая добрую треть пирожка. — Я потолстеть не боюсь.

— Такие ровные, ладные пирожки у тебя получаются. — Тетка повысила голос: чтобы если не одернуть, то хоть заглушить свое чадо.

— Худеть-то не для кого, — продолжало чадо. — Все стоящие парни в город уехали.

Ивася удивленно взглянул на Дарину. Ладно, меньшого братца она в расчет не берет, но Ярий-кузнец, рослый, пшеничноволосый, чем ей не угодил?

Тетка еще раз попробовала сменить тему.

— А ты, Ивася, ведь в город не собираешься?

Ивася только головой мотнуть успел, за него ответила мать:

— Куда он от жужекрылок своих денется!

Вроде и с улыбкой она это сказала, а мягкая гордость в ее голосе ни от кого не укрылась. Жужекрылки давались в руки не каждому, и не у всякого в хозяйстве водились. А уж тех, кто сумел бы пасти их и разводить молодняк, и вовсе можно было пересчитать по пальцам одной руки. Василько, жужекрылий пастух, говорил, что этим чарам ни один ведьмак не обучится, если они с самого рождения в его сердце не жили. Ивасю жужекрылки не только к себе подпускали, но и брали с его ладони пушистые клеверные головки своими мягкими, вытянутыми в хоботок губами.

— Я с Васильком условился, — сказал Ивася. — Когда у жужекрылок приплод будет, он меня в помощники возьмет. Одному тогда со стадом не справиться.

— Наверное, сказал, чтобы от назойливого юнца отвязаться, — отрезала Дарина. Она со вздохом откинулась на спинку стула, теребя краешек салфетки. — Самой, что ли, в город податься? Здесь теперь магией заниматься не с руки: оказывается, чары у нас теперь плести — мужское дело.

Из Дарины ведьма была аховая: одно заклинание в несколько лун ладилось. И хорошо: Ивасина мать как-то в сердцах сказала, что, имей все Даринкины речи колдовскую силу, у всех бы давно молоко скисло, а в поле бы даже репьи пожухли.

Тетка, отводя глаза от сестры и племянника, одернула, наконец, дитятко:

— Ты еще скажи, что Ярию в кузнице чары не нужны.

— Ярий вчера молотом дотемна стучал. — В голосе Ивасиной матери прозвенел едва уловимый колкий холодок. — Для Лиляны узорчатые петли на калитку мастерил.

Дарина перекликнулась цветом лица с шелестящей за окном листвой и, наконец, умолкла.

* * *

Солнце поднималось в небе все выше, над лугом крепло мерное стрекотание кузнечиков. В прозрачно-медовых лучах медленно бродили по высокой траве жужекрылки, осторожно перебирая длинными тонкими ногами, похожими на серебристые стебли. В слюдяных крыльях, подрагивающих на весу, отражались, путая краски земли и неба, и солнечные блики, и пестрые лепестки цветов.

Василька не было видно, и лишь приглядевшись, Ивася высмотрел знакомую темно-синюю рубаху за ивовой завесой у реки, там, где девушки полоскали белье. Должно быть, Василько заметил в траве рыжую шевелюру добровольного помощника и, решив, что жужекрылки под присмотром, улизнул к прачкам.

Ивася пожмурился от солнечной водной ряби, мерцающей за ивами, снова повернулся к пасущимся жужекрылкам — и заморгал. Перед ним стоял, подбоченившись, дед-полемышь.

Если на полемыша сверху смотреть, он обычной мышью покажется. А как выпрямится, окажется, что острая мышиная мордочка — это колпачок, а под колпачком хитро глаза блестят. Только чтобы это заметить, надо с земли смотреть — вот как сейчас Ивася смотрел.

— Жужекрылок любишь? — спросил дед.

— Ага, — осторожно согласился Ивася.

Полемыши — они себе на уме. Порой помогут человеку, да обязательно при этом напроказят. Так что, без нужды с ними лучше не связываться.

Дед-полемышь важно покивал головой.

— Жужекрылок пасти — хорошее дело. Только хлопотное.

Ивася покосился туда, где в ивах плескался многоголосый смех.

— Кому как, — буркнул он.

А дед кивал и кивал.

— Вот-вот. Решил пастух, что средь бела дня --">